21 интервью

Табаков: Анатолий Эфрос и вместе с ним Георгий Натансон. В основном, конечно, Эфрос, потому что он ставил этот спектакль в ЦДТ. Эфрос взял меня. Мне было двадцать семь лет. Играл четырнадцатилетнего, это довольно рискованно, но, тем не менее, мое знание персонажа было таким, что позволяло мне быть совсем свободным и раскованным. Это были 2–3 месяца радости, когда встаешь утром, даже в полседьмого, – надо ехать на утреннюю съемку – и улыбаешься. Почему? Потом у меня было раза два такое ощущение – на «Обломове» и, может быть, на «Каштанке», фильм Романа Балаяна. Многое было придумано просто по ходу дела. Длинный, длинный проход, помнишь, когда он идет по Москве, обхватив себя. Я так делал, чтобы меня было меньше. Вот это все сымпровизировано на съемочной площадке, как многое другое. Эфрос в этом смысле удивительно талантлив – от проявлений способностей других. Очень радостная работа, светлая и безоблачная. Вот, она так на одном дыхании снялась и состоялась.

Минчин: С этого фильма вы стали…

Табаков: Нет, пожалуй, это было раньше. Это для зрителей, а для специалистов кино… Я вот помню серьезную статью М. Туровской. Называлась она «Олег Табаков – актер типажный», где она сравнивала меня с Игорем Ильинским. Каждому свое время, и человек выражает время.

Минчин: Какие еще фильмы?

Табаков: Если говорить об этапах, то, конечно, Олег Савин, затем переходный этап – «Молодо-зелено» К. Н. Воинова, потом «Гори, гори, моя звезда»; Шелленберг. Потом странная работа, по-моему, недооцененная – «Открытая книга» по повести Каверина, где я играл Мефистофеля от науки. Там очень многое о жизни, о типе этих людей, о страшности, об их вампирстве. Академик Крамов. До этого – «Механическое пианино». Очень непривычная, может быть, манера моя, многих шокировавшая, в такой непривычно лирической, нежной акварельной работе – такая внятная харя этого Щербука. А потом, конечно, Обломов, а после – Балаяна «Каштанка» и «Полеты во сне и наяву».

Минчин: «Москва слезам не верит»?

Табаков: Это тоже имело место.

Минчин: Фильм, который нашумел и получил «Оскара».

Табаков: Он и «Война и мир» получили «Оскара». Там есть еще длинность наших взаимоотношений с В. Меньшовым. Он был младше меня на 12–15 лет. Я был для него таким, как бы сказать, любимым актером. Он взял меня в «Розыгрыш», где я отца героя играл. Очень кассовый был фильм. Кстати, все фильмы Меньшова собирают фантастическое количество зрителей. «Москва слезам не верит» посмотрели 85 миллионов. Потом он настаивал, чтобы я сыграл «Любовь и голуби», но по времени у меня не вышло.

После этого были какие-то работы, которые мне дороги. Вот, скажем, мне очень интересны были бабелевские рассказы: «Искусство жить в Одессе», где я играл Цудечкиса, еще что-то я делал. Для телевидения я стал работать более последовательно. Из последних лет – работа по пьесе Щедрина «Тени». Это, пожалуй, настоящее. А потом я просто отвернулся от кино, потому что предлагали такую муть, что уже даже невозможно. Уже родилась внучка, и я не мог себе позволить…

Минчин: О фильме «Обломов»?

Табаков: Записанные мною главы по радио, видимо, произвели на Никиту и на Сашу Адабашьяна какое-то такое впечатление, и мы начали репетировать. Мы долго репетировали. Не очень складно что-то получалось, что-то не получалось, но я думаю, что в этом дуэте Сашка играл весьма важную роль, на мой взгляд. Человек абсолютного вкуса. Наверное, что-то не удалось в этой картине, но есть в ней пара сцен, таких – даже американские профессионалы снимали шляпу.

Минчин: Это очень известный фильм и в Европе, и…

Табаков: Даже дело не в этом, а в том, что это в каком-то смысле продолжение альтер-эго – жизненная философия. Хотите этими мерзостями заниматься, которыми мы занимаемся, – пожалуйста, но без меня. Вот это, ну и просто, наверное, потому что я – очень русский актер. Я ощущаю это. Мне не надо рассуждать, почему так. Я всего Гоголя ощущаю так. Салтыкова-Щедрина. Неслучайно. То, что связано с Замятиным, с Андреем Белым, Василием Аксеновым, это…

Минчин: Линия русской правды?!

Табаков: Ну да, то, что называется невероятным правдоподобием. Это все мне близко. Вампилов не требует ни разъяснений, ни комментариев, не надо замышлять, а потом долго идти к намеченной цели. Это рождалось естественно. Я помню, когда был последний день и пили шампанское, там был такой на Мойке – нет, на Обводном канале, по-моему, – у нас был дом, в котором была отремонтирована квартира, где мы и снимали квартиру Обломова. Там и другие сцены снимались. Вот, когда мы кончили, группа пировала. Мы с Никитой пошли в какую-то дальнюю комнату, как лошади, положили головы друг другу на плечи и плакали, потому что кончился кусок счастья. Просто счастья.

Минчин: Долго снимали?

Табаков: Нет. Месяц с небольшим – вторая серия. И месяц с небольшим – первая серия. Это совпало с таким тяжелым моментом: в это время Гришин прикрыл мою студию.

Минчин: Какой год?