21 интервью

Табаков: Ну, мама, назови как угодно. Не мама, а сестра мужа Сусанны. Роман у меня был с Сусанной. Никакого романа с Олечкой не было. И этот вот дом, через который проходили люди, возвращавшиеся из Гулага, оседавшие там на три месяца или на полгода, имевшие там и кров, и заботу, и внимание. Понимаешь, сыр в этом доме резали как папиросную бумагу, но хватало на всех. Кофе всегда был хороший. Суп грибной, может быть, был довольно жидкий, но туда перловку добавляли, и – тоже хватало на всех. Интеллигентный московский дом. И вот постепенно, постепенно там я начал освобождаться от всего того, что знал, ну не от всего, а от чего-то. Потому что Молчалин по сравнению со мной был ребенком. Я был куда хитрее Молчалина. Я знал, с кем можно, как, когда можно, а когда нельзя. Короче говоря, вся та конформистская «мудрость», которой я был нафарширован, постепенно вытеснялась человеческим достоинством. Также в конце второго курса я, пожалуй, сыграл, сделал работу с Топорковым. Это был Хлестаков, кусочек из «Ревизора», за который меня сразу… признали талантом. А до этого: ну, «милый мальчик» болтался… Хотя карьера складывалась хорошо. Уже со второго курса в кино брали, а на третьем уже начал сниматься. Это, повторяю, карьера, а вот значимость твоя, по сути дела, это и есть свобода или первые шаги к твоей внутренней свободе, когда ты понимаешь, что ты для людей персона грата. Так получилось, что Олечка приводила на эти прогоны своих знакомых и однажды пришла ученица Михаила Александровича Чехова Елена Петровна Пестель, она тоже вернулась из лагерей. Она сказала вот что: да, это Михаил Александрович. Я как-то с этого и начал всерьез заниматься профессией, а до этого болтался и шалберничал.

Минчин: Куда вас распределили?

Табаков: В театр Станиславского. Мы с Евгением Урбанским должны были играть в инсценировке «Идиота», которую собирался ставить Яншин. Я должен был играть Мышкина, а он – Рогожина.

Минчин: Получилось?

Табаков: Нет. Я к этому времени уже с третьего курса занимался в ночных репетициях «Современника». Играл маленькую, крошечную роль Миши-студента. Премьера состоялась в апреле 1957 года. На сцене филиала МХАТа. Для меня не было дилеммой идти или не идти в благополучный театр Станиславского. Нет. Мы начинали сами. Рвались в бой.

Минчин: Как и когда возник театр «Современник»? Вы с самого начала были?

Табаков: Нет, не с самых первых шагов, но, можно сказать, с самого начала. Когда впоследствии мы очерчивали круг так называемых основателей театра, то в основатели входили Г. Волчек, И. Кваша, Л. Толмачева, О. Ефремов, В. Сергачев и я.

Минчин: Где было ваше первое помещение?

Табаков: Никакого помещения не было. Первое помещение, которое более или менее закрепилось за нами, это была гостиница «Советская», концертный зал – там, где сейчас театр «Ромэн».

Минчин: А в каком году вы переехали на Маяковскую?

Табаков: Полагаю, что это 1962 год.

Минчин: Там что-то было раньше?

Табаков: Да, там был Еврейский театр, потом театр Эстрады. Потом театр Эстрады переехал на Берсеневскую. Это было уже после того, когда у нас было признание. Я много играть стал. С самых первых шагов: «В поисках радости», «Матросская тишина», которую запретили. Спустя тридцать лет я ее сделал в своем театре. Потом спектакль по пьесе Де Филиппо «Никто» поставил А. Эфрос, «Продолжение легенды» Кузнецова, а до того я на телевидении играл, бегал из одной декорации в другую. Вживую тогда все передавалось. Затем были «Два цвета», «Взломщики тишины», «Третье желание». Тогда я сыграл комическую роль весьма успешно и понял, что я не только…

Минчин: Драматический…

Табаков: Но и владею залом. Было мне двадцать шесть лет. Играл я пятидесятилетнего алкаша, мещанина, отца троих детей, который требовал, чтобы ему доля сказки досталась. Потом был «Голый король» и первый фантастический успех. Фантастический! Мы играем летом на сцене театра имени Пушкина, и я вижу людей-сандвичей, которых я до этого видел только в социально-заостренных репортажах США: только там вместо «ищу работу» было написано «Куплю лишний билет на „Голого короля“». Вот это уже было нечто!

Минчин: В каком году?

Табаков: Конец 1961 года – начало 1962-го.

Минчин: Пик «Современника» приходится на конец шестидесятых?

Табаков: Пик «Современника» пошел вниз, может быть, года за два до того, как ушел Олег Николаевич во МХАТ. Он ушел в 1970-м году. Была странная, полууспешная «Чайка», потом не менее странный спектакль по пьесе В. Розова «С вечера до полудня». Галя Волчек в это время сделала «Обыкновенную историю» и очень, мне кажется, хороший спектакль «На дне». За «Обыкновенную историю» была дана Государственная премия! По тем временам я был самым молодым лауреатом Государственной премии. Все это было так стремительно, так навалилось, что где-то в начале 1965-го у меня случился инфаркт. Но тоже, наверное, небесполезно. Знание о жизни и о тайнах ее.

Минчин: Перенагрузились?