21 интервью

Шуфутинский: Английский диск я не хочу записать. Я люблю петь на том языке, на котором я думаю. Когда я нахожусь в Америке, я вынужден говорить по-английски, и поэтому за многие годы сформировалось какое-то примитивное американское мышление. На самом деле все равно все возвращается к русскому. По-английски неинтересно. Я могу включить элемент какой-то на английском, но кому это будет интересно? По-английски поет вся Америка, Англия – прекрасно, пускай они споют по-русски, как я.

Минчин: Есть ли время для досуга и из чего он состоит?

Шуфутинский: Я так устроен, что досуг для меня недосягаем. Когда у меня есть свободное время, я думаю: вот наконец-то я отдохну, а к концу дня не знаю, куда себя девать и ищу себе применение, потому что вся жизнь проходит в действиях и в работе. В жизни мне, я считаю, повезло очень, потому что Бог дал мне возможность заниматься любимым делом, доносить до людей то, о чем я думаю, как думаю, и доставлять им радость, получая при этом деньги. Это и мое хобби. Я не собираю марки, монеты, не увлекаюсь автогонками. Есть в жизни масса вещей, которые меня интересуют. Я люблю читать, люблю сходить на выставку. Я люблю встать в 6 часов утра и пойти с собакой к океану, чтобы она побегала за чайками или за волнами. Посидеть полчаса и посмотреть на это. Но это бывает редко. Я люблю спортивные соревнования – баскетбол. Я люблю все, что связано с динамикой, с жизнью.

Минчин: Какое кино ты любишь смотреть?

Шуфутинский: Хорошее. У моего сына Дэвида спрашивали, кем он будет, когда вырастет? Он говорил: «Доктор-ром». «А каким ты будешь доктором?» Он говорил: «Хор-рошим!». Вот так и я.

Минчин: А читать что ты любишь? Американское или русское?

Шуфутинский: Нет чего-то конкретного, чтобы я любил читать именно это. Я беру книгу и, если интересно, я ее читаю, а если перестало увлекать – бросаю. Читаю по-английски с удовольствием, хотя не так легко. Есть книги, написанные сложным языком.

Минчин: А из английской или американской музыки есть что-то, что бы больше любишь?

Шуфутинский: Нет такой музыки английской или американской, о которой я бы сказал: «Это дрянь». Остальное мне нравится. Что-то больше, что-то меньше. Я люблю хорошие, талантливые вещи.

Минчин: Ты говорил про Синатру, Пресли, «Битлз».

Шуфутинский: Я очень мало знаю людей, которые могут сказать, что они не любят «Битлз» или Пресли. Есть категория людей, которая их не знает, но в цивилизованном мире таких людей нет. Поэтому в американской и европейской музыке нет ничего, что бы меня раздражало.

Минчин: Где ты справлял новый 2000 год? Где думаешь справить 2001? Имеют ли эти цифры и тысячелетие для тебя какое-то значение?

Шуфутинский: Кто может думать о том, где он будет справлять Новый год? Думать надо о том, что будет завтра. До нового года еще семь месяцев. В новогоднюю ночь 2000-го года я работал. Выступал для народа. Это моя специальность. Я должен радовать, веселить народ в тот момент, когда им это нужно. Я выступал в Питере. Пел!

Минчин: А предсказания?

Шуфутинский: Никто не может ничего предсказать. Могут только догадываться. Одни предсказывают светлое будущее, другие предсказывают мрачный кошмар.

Минчин: Обезумевшая цивилизация, которая семимильными шагами мчится к своему саморазрушению. Если посмотреть древние цивилизации: римляне, греки, иудеи, персы – были люди поумнее, чем наша цивилизация, и все привели себя к самоуничтожению или взаимоуничтожению. Ты считаешь, что есть шанс выжить?

Шуфутинский: Я думаю, что на эти темы задают себе вопрос и отвечают на эти вопросы люди в начале каждого столетия и в конце, потому что их поражает то, что на меня не произвело впечатления: переход из одного столетия в другое. На самом деле для людей, которые родились если не в начале, то в середине столетия, еще живут сегодня – это скачок очень огромный в сознании, а многие люди живут сегодня и жили, когда в Москве еще на автомобилях не ездили. Поэтому я боюсь говорить, что человечество себя самоуничтожит. Я живу более локально и пытаюсь быть оптимистом.

Минчин: Если бы ты выбрал те годы, в которые хотел жить опять: 60-е, 70-е, 80-е, 90-е, – какие тебе ближе по психоэстетике?

Шуфутинский: Те, которые я прожил. Других я не знаю. Я жил в эти годы.

Минчин: Я бы с удовольствием вернулся в 70-е.

Шуфутинский: И жил бы всегда там?

Минчин: Не всегда. Но мне бы хотелось прожить их снова, потому что они были трогательными, чистыми.

Шуфутинский: Все, что касается тех лет, через которые прошла наша жизнь, все это близко ценными воспоминаниями, и всегда хотелось бы туда вернуться, чтобы оглядеться вокруг себя, а чисто психологически и морально мне бы хотелось пожить все-таки в будущем, но это, наверное, страшно, потому что через 50 лет – я не представляю себе. Если бы я оказался с сегодняшним сознанием в 2050-м – другая жизнь будет происходить, сложно, страшно, но чертовски интересно.