Все истории неполны. Но чтобы сконструировать для себя жизнеспособную идентичность и найти смысл жизни, мне не нужна идеальная история, лишённая белых пятен и внутренних противоречий. Чтобы придать моей жизни смысл, история должна отвечать всего двум условиям. Во-первых,
Во-вторых, хорошая история должна выходить за пределы моего кругозора, хотя и не обязательно в бесконечность. История даёт мне идентичность и вносит смысл в мою жизнь, делая меня частью чего-то большего, чем я сам. Но всегда есть опасность, что я задумаюсь: а что придаёт смысл этому «большему»? Если смысл моей жизни в помощи пролетариату или польскому народу, что придаёт смысл пролетариату или польскому народу? Герой одного анекдота утверждал, что мир держится на спине огромного слона. Когда у него спросили, на чём стоит слон, он ответил, что на спине большой черепахи. А черепаха? На спине ещё большей черепахи. А эта огромная черепаха? Усмехнувшись, тот ответил: «Можете не беспокоиться. Там дальше одни черепахи».
Самые успешные истории — это истории с открытым концом. В них нет нужды объяснять, откуда берётся изначальный смысл, потому что они привлекают внимание людей и удерживают его в безопасной зоне. Объясняя, что мир стоит на спине огромного слона, вы должны предупредить любые неудобные вопросы подробным рассказом о том, что ураганы возникают от движения гигантских ушей слона, а когда слон дрожит от гнева, происходят землетрясения. Если ваша история будет достаточно хороша, никому не придёт в голову спросить, на чём стоит слон. Точно так же национализм завораживает нас историями о героизме, трогает до слёз рассказами о катастрофах прошлого и возбуждает ярость, описывая несправедливости, которые пришлось пережить вашему народу. Мы так увлечены этим национальным эпосом, что начинаем оценивать всё происходящее в мире с точки зрения последствий для нашего народа и не задаёмся вопросом, что делает наш народ таким значимым по сравнению с остальными.
Если вы верите в какую-то историю, она заставляет вас живо интересоваться мельчайшими подробностями и не обращать внимания на то, что выходит за её рамки. Убеждённые коммунисты могут часами спорить, допустим ли альянс с социал-демократами на первом этапе революции, но редко задумываются о месте пролетариата в эволюции млекопитающих на планете Земля или о том, насколько распространена органическая жизнь в космосе. Подобную пустую болтовню они сочли бы контрреволюционной тратой времени.
В некоторых историях делаются попытки предложить полную картину пространства и времени, но уникальное свойство завладевать вниманием людей позволяет многим другим успешным историям ограничиваться куда более скромными сюжетами. Ключевой закон сочинения историй гласит: после того как история выходит за пределы кругозора аудитории, её окончательные рамки уже не так важны. Фанатики могут устроить кровавую резню как во имя тысячелетнего народа, так и во имя бога, которому миллион лет. Люди плохо разбираются в больших числах: в большинстве случаев нужно совсем немного, чтобы поразить наше воображение.
С учётом того, что мы знаем о вселенной, ни один вменяемый человек никак не должен был бы верить, что абсолютная истина о Вселенной — это история израильского, немецкого или русского национализма. Или национализма вообще. История, игнорирующая почти всё пространство и время, Большой взрыв, квантовую физику и эволюцию жизни, — это всего лишь крошечный фрагмент истины. Но люди как-то умудряются не замечать ничего за пределами этого фрагмента.
Действительно, на протяжении всей истории человечества миллиарды людей верили, что для того, чтобы их жизнь имела смысл, не обязательно даже участвовать в национальных или больших идеологических движениях. Достаточно просто «оставить что-то после себя», и тогда их личная история продолжится и после смерти. В идеале этим «чем-то» должна быть душа или сущность. Если после смерти моего нынешнего тела моя душа перейдёт в новое, то смерть — это не конец. Это просто пустая страница между двумя главами, и сюжет, начавшийся в одной главе, продолжится в следующей. Многие хотя бы отчасти верят в эту теорию, даже если не связывают её с какой-то конкретной религией. Им не нужны тщательно разработанные догматы — достаточно обнадёживающего чувства, что их история продолжится за горизонтом смерти.