Решение пришло неожиданно. Прежде чем отправиться с докладом на Лубянку, нужно непременно встретиться со Змием. Потом он придет к Наде, и там уж, как говорится, куда выведет кривая…
Начитавшись откровений Люсинова, Игорь, как ни странно, сомневался, можно ли кому-либо доверить раздобытые им сведения. И разумеется, встал перед ним вопрос: насколько вообще им верить? Свиридова пугала очевидность того факта, что даже в высших эшелонах власти есть оборотни. Подсознательный страх невольно зародился у него, когда из тех же записок стало ясно, что, оказывается, нити преступной деятельности пресловутой «Альбеги инк» тянутся чуть ли не на самый верх, что парадом командует некая высокопоставленная особа, Куратор.
А если всё так, то реально предположить, что именно Куратор и заказал Бирону ликвидировать скромного бойца «Ибиса». Собственно, точно такой же версии, даже не читая записок, придерживается и Гуру. Стало быть, расправившись с Бироном, Свиридов все равно не может быть спокоен за свою жизнь. Куратор, зная, что для него существование преступного синдиката – не тайна, тем более не угомонится.
Но кто же такой этот всемогущий, высокопоставленный чиновник? Знать бы… И первым нанести по нему удар! В своих предсмертных записках Люсинов пишет, что, к сожалению, не в курсе, как его настоящее имя. Допустим. Но зато оно наверняка известно академику Адову. И тогда…
Что, собственно, тогда?
Тогда, если понадобится, Игорь пойдет на все, даже добьется приема у президента. Хотя стоп! Что, если кураторская деятельность санкционирована на самом верху?
– О! Какое чудо! Наконец-то мы имеем счастье видеть вас, Игорь Михайлович, в здравии! Или почти что в здравии. Заждались, заждались… Присаживайтесь скорее к столу! – громкими возгласами приветствовал хозяин шато появившегося в гостиной Свиридова.
– Всем доброго дня! – широко улыбнулся Интеграл. – Действительно, давненько мы не виделись. Со времен совместного морского круиза. Неплохо вы отразили те события в своей книге…
И хотя в доме не было посторонних, собравшиеся в комнате с сознанием некой объединившей их тайны стали друг другу подмигивать.
Трапеза длилась недолго, тем более что замечательная рыбка тюрбо, запеченная под трюфельным соусом, быстро закончилась и сразу подали кофе.
Курильщики задымили сигаретами.
– Господа, я думаю, настало наконец время «Ч». Не так ли, уважаемый Игорь Михайлович? Мы просто горим от нетерпения выслушать ваш рассказ о таинственном завещании Люсинова! – торжественно обратился к гостю Духон. – Предлагаю перейти в салон.
Четверо мужчин двинулись вслед за Духоном, и вскоре недавние сотрапезники удобно расположились в креслах у предупредительно разожженного камина, рядом с которым стоял ломберный столик, уставленный разного рода горячительными и прохладительными напитками.
– Скажу откровенно, особых сенсаций от меня не ждите. Уверен, благодаря собственным, а также Леонида Сергеевича стараниям вы и без моего сообщения о многом уже знаете или догадываетесь.
– Не без того, конечно, но тем не менее… – не удержался, чтоб не вставить слово, Багрянский. – Давайте же наберём в рот воды и послушаем нашего героя.
– Постараюсь быть лаконичным. Однако хочу еще раз напомнить… – Свиридов поднял указательный палец. – Всё, что я сейчас скажу, должно остаться строго между нами. Очень надеюсь на вашу порядочность.
При этих словах он поочередно обвёл взглядом каждого из собеседников.
– Ну что ты заладил, сынок? Я ж тебе дал гарантию и слово офицера! – обиженным тоном бросил реплику Леонид Сергеевич.
– Ладно, была не была! Прежде всего я хотел бы сообщить, что по содержанию и форме предсмертное завещание Вадима Люсинова представляет собой, на мой взгляд, особый, эклектический жанр эпистолярного творчества – то есть это одновременно и признание, и покаяние, и завещание, и исповедь, если хотите. Адресовались откровения Люсинова, если быть до конца честным, непонятно кому. То ли исключительно жене и сыну Антону, то ли господину Эленскому, дабы вооружить его для дальнейшей борьбы с Кремлем, то ли и того проще – как говорится, всем, всем, всем… Так или иначе, я лично уверен: Вадим Люсинов писал свои записки не кривя душой, честно и правдиво, я в этом уверен. На пороге смерти обычно не врут. По всей видимости, он не хотел уйти в мир иной, не покаявшись как перед близкими и дорогими ему людьми, так и перед всем человечеством сразу.
Свиридов сделал паузу, наполнил стакан минеральной водой и залпом осушил его.