Читаем 22 апреля 2009 года полностью

Как я узнал впоследствии, грабители пойманы не были. Генерал Стелецкий малодушно доложил явную ложь. Сокращением расходов по штабу он пополнил исчезнувшую сумму.

Когда я приехал в Киев, репутация гетмана была уже сильно подмочена среди значительной части крестьян историей с карательной экспедицией, которая была послана по деревням, принимавшим участие в разгромах помещичьих усадеб.

Был случай, когда помещик требовал с крестьян 30 000 карбованцев за вырубленную ими лозу, которая с тех пор уже успела вновь отрасти, а та, что была вырублена, стоила не больше двух-трех тысяч по самой высокой оценке. Карательная экспедиция была приостановлена, но результат ее в виде недоброжелательства продолжал существовать, и на этой почве очень удачно велась антигетманская пропаганда.

Одна из газет в Харькове постоянно сообщала невероятно сенсационные выдумки о гетмане и его правительстве, то о его смерти, то о бегстве и тому подобном, остальная харьковская печать подхватывала эти выдумки, муссировала их, вызывая тревожное настроение среди обывателей.

Делая доклад об этих сообщениях гетману в присутствии Кистяковского, мне пришлось услышать заявление министра, произнесенное с большим апломбом гетману, что все это ему, как министру внутренних дел, давно известно, и он удалил уже нерадивого цензора, заменив его новым.

Через три дня я проверил это заявление И. Кистяковского по телеграфу. На мой вопрос, кем заменен цензор в Харькове, пришел ответ: «Заменять было некого, так как в Харьковщине никакой цензуры и цензора не было, нет и теперь».

Тогда я сам решил устроить при моем бюро печати отдел пропаганды с целью популяризации имени Скоропадского в широких кругах городского и сельского населения, которое его совершенно не знало. Составление брошюр было поручено профессорам с именами по их специальностям. Собран был отряд книгонош. Я написал биографический очерк о Павло Скоропадском, не пожалев красок, главным образом описывая его деятельность на фронте, где он вел себя образцово. Книгоноши, около 12 человек, разъезжали по Украине. Среди них было 4 галичанина, 4 малоросса и 4 русских. Постепенно все двенадцать были заменены русскими. Разъезжая по городам, селам и ярмаркам они привозили с собой из поездки подробные доклады о настроениях в провинции.

Сводка этих впечатлений ясно показывала, что большинство населения придерживается русофильской ориентации, предпочитает большевиков украинцам и, во всяком случае, старую русскую культуру новой украинской. Среди наблюдений на местах было много курьезного, чисто народного и весьма характерного для настроения данного момента. Так, были заявления с протестом, что брошюра напечатана по-украински: «Мы говорим по-хохлацки, а читаем по-русски». Были заявления такого рода: «Почему у Хетьмана папаха (в которой он был изображен на снимке), а не корона? Нам хозяина дай в короне, как следует!» Другие радовались, что он в военной форме, и говорили — этот порядок наведет. Портреты покупались охотно, гораздо охотнее брошюр. Накупив брошюр, еврей с базара вырезал портреты гетмана, приложенные к брошюре, и продавал их тут же по два карбованца, тогда как вся брошюра стоила пять гривен.

На оплату книгонош и на их разъезды требовались деньги. Мы истратили на них более 16  000 карбованцев, и денег больше не было. Все министры и чиновники, разводя руками, говорили шепотом о тех миллионах, что тратят большевики на пропаганду на Украине, но сопротивлялись движению дела об ассигновке упорнее щирых украинцев (самостийников), засевших на вторых должностях в канцеляриях и тоже саботировавших, как только мое дело попадало в их руки.

— Поверьте моей седой бороде, — говорил мне премьер-министр Лизогуб, хватаясь за свою бороду и теребя ее, — что из этого ничего не выйдет. Я старый земец...

Это был его обычный аргумент, к которому он всегда прибегал, когда не знал, что возразить.

Немцы, узнав о моих хлопотах и, вероятно, знакомые с постановкой этого дела при моем пресс-бюро, предложили ассигновать на дело пропаганды 300 тысяч из своих сумм, но я счел это неудобным. Тогда они прислали в подарок 300 000 портретов гетмана, отпечатанных в Германии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное