В сентябре в беседе с германским послом в Париже Гитлер заявил: «Ядовитое гнездо Петербург, из которого так и бьет ключом яд в Балтийское море, должен исчезнуть с лица земли. Город уже блокирован; теперь остается только обстреливать его артиллерией и бомбить, пока водопровод, центры энергии и все, что необходимо для жизнедеятельности населения, не будут уничтожены».
8 сентября объектом немецкой бомбардировки стали Бадаевские склады – деревянные хранилища продовольствия в Ленинграде. Зарево пожара было видно даже с окраин города. Из уст в уста ленинградцы передавали страшную новость о сгоревших запасах сахара и муки. Однако ситуация была гораздо хуже, чем жители города могли себе представить: сгоревших продуктов в лучшем случае хватило бы на неделю, а Ленинграду требовалась минимум тысяча тонн продовольствия в день. Самолетами в город доставлялось не более 100-200 тонн грузов, что составляло не более 10-20 % от необходимого объема. От Большой земли Ленинград отделяло не более 50 километров водной глади Ладожского озера, однако наладить по нему снабжение города было не так просто.
Немецкий бомбардировщик He-111, сбитый тараном Алексеем Севастьяновым. 4 ноября 1941 г. младший лейтенант Севастьянов на самолете И-153 патрулировал на подступах к Ленинграду. Около 22.00 начался налет вражеской авиации на город. Несмотря на огонь зенитной артиллерии, одному бомбардировщику He-111 удалось прорваться к Ленинграду. В двух неудачных атаках на бомбардировщик Севастьянов израсходовал весь боезапас. Чтобы не упустить врага, летчик подвел свой самолет сзади к «Хейнкелю» и отрубил ему винтом хвостовое оперение. Затем Севастьянов покинул поврежденный истребитель и приземлился на парашюте. Бомбардировщик упал в районе Таврического сада (его хвостовое оперение долгое время хранилось в Музее истории Ленинграда). Выбросившиеся на парашютах члены экипажа были взяты в плен. Упавший истребитель Севастьянова был найден в Басковом переулке и восстановлен специалистами 1-й рембазы
Ладожское озеро издавна славилось штормами и так называемой «толчеей волн»,
особо опасной для мелких судов. Из-за коварного характера Ладоги еще при Петре Великом в первой четверти XVIII века пришлось проложить 117-километровый канал между Невой и Волховом, и напрямую через Ладогу суда ходили редко. Прорыв немцев к южному берегу Ладожского озера прервал как перевозки по железной дороге, так и по каналу. Защитникам города нужно было заново строить причал на западном берегу озера. Первые баржи выгружались прямо на необорудованный берег уже через неделю после начала блокады. Так родилась трасса, получившая название «Дорога жизни». В течение первого месяца ее работы в город удалось доставить 10 тысяч тонн продовольствия, которого не хватило и на 10 дней. В июле с введением карточной системы рабочие в Ленинграде получали по 800 граммов хлеба в день, а иждивенцы – 400 граммов. Но к началу октября нормы были снижены в два раза, а в конце ноября город подошел к порогу гибели: выдача хлеба уменьшилась до 250 граммов рабочим и 125 граммов остальному населению. Качество хлеба упало, в него домешивали горелую муку с Бадаевских складов, иногда различные примеси, в том числе и пищевую целлюлозу от переработки древесины на фабрике Госзнака, где до войны печатали деньги. Начался голод. А.М. Городницкий вспоминал: «Отец все время пытался отыскать дополнительные источники еды. А в газетах публиковали рецепты, что можно сделать, например, из очистков картофельных… Когда очистки кончились, то вот можно клей использовать, бумагу… Варили все. Уже к зиме с улиц исчезли кошки и собаки. Помню, как отец из столярного клея пытался сварить что-то вроде супа. Из этого ничего не получилось… Но запах стоял такой, что помню его до сих пор».