22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война»

Если я Вам, Дуче, лишь сейчас направляю это послание, то только потому, что окончательное решение будет принято только сегодня в 7 часов вечера. Поэтому я прошу Вас сердечно никого не информировать об этом, особенно Вашего посла в Москве, так как нет абсолютной уверенности в том, что наши закодированные донесения не могут быть расшифрованы. Я приказал сообщить моему собственному послу о принятых решениях лишь в последнюю минуту.

Материал, который я намерен постепенно опубликовать, так обширен, что мир удивится больше нашему долготерпению, чем нашему решению, если он не принадлежит к враждебно настроенной к нам части общества, для которой аргументы заранее не имеют никакого значения.

Что бы теперь ни случилось, Дуче, наше положение от этого шага не ухудшится; оно может только улучшиться. Если бы я даже вынужден был к концу этого года оставить в России 60 или 70 дивизий, то все же это будет только часть тех сил, которые я должен сейчас постоянно держать на восточной границе. Пусть Англия попробует не сделать выводов из грозных фактов, перед которыми она окажется. Тогда мы сможем, освободив свой тыл, с утроенной силой обрушиться на противника с целью его уничтожения. Что зависит от нас, немцев, будет — смею Вас, Дуче, заверить — сделано.

В заключение я хотел бы Вам сказать еще одно. Я чувствую себя внутренне снова свободным, после того как пришел к этому решению. Сотрудничество с Советским Союзом, при всем искреннем стремлении добиться окончательной разрядки, часто сильно тяготило меня. Ибо это казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами. Я счастлив, что освободился от этого морального бремени»⁴⁹⁰.

Принятие «окончательного решения» Гитлер объясняет результатом ознакомления с картой, на которой нанесена группировка советских войск в европейской части страны, представляющая собой угрозу нападения, а также после ознакомлением с «многочисленными другими донесениями», в том числе агентурными. Таким образом, командование вермахта положило конец колебаниям Гитлера. Сама информация, полученная от абвера, была или целенаправленно интерпретирована самой разведкой или вышестоящим руководством вооруженными силами или германская разведка не смогла реально оценить советскую группировку и тем самым дезинформировала командование вермахта. Возможен и промежуточный вариант.

И опять колебания: «окончательное решение будет принято только сегодня в 7 часов вечера».

При всем лицемерии и актерстве Гитлера, трудно предположить, что окончательное решение напасть на Советский Союз было принято им с легкостью и задолго до написания письма.

В своих воспоминаниях о генерал-лейтенанте Н.Д. Скорнякове — «Метеоре» — резиденте военной разведки под прикрытием должности помощника военного атташе по авиации при посольстве СССР в Берлине — Л.М. Аринштейн затронул оценку последним письма Гитлера Муссолини:

«Николай Дмитриевич любил порой немного пофилософствовать. Как-то он рассуждал о том, что при определенных условиях наши достоинства оборачиваются недостатками: «Возьми Сталина. Трезвый, холодный расчетливый. Рационально мыслящий. Но именно этот рационализм и подвел его в оценке возможности нападения Гитлера на Советский Союз. Сталин считал, что Германия безо всякой войны получает от нас всё, что ей надо — хлеб, нефть, сырье, политическую поддержку… Зачем ломиться в открытую дверь, ввязываться в войну? С точки зрения здравого смысла действительно незачем. Но Сталин не понимал, а вернее, был не в состоянии понять, что человеком движут не только рациональные силы, особенно таким человеком, как Гитлер. Фюрер тяготился вынужденным сближением со Сталиным, с этим, как он считал, «унтерменьшем» (недочеловеком). Такой союз унижал Гитлера в его собственных глазах, и он с трудом сдерживал переполнявшие его эмоции…».

В письме к своему главному союзнику Муссолини, которое Гитлер написал 21 июня 1941 г. за несколько часов до вторжения в СССР, он признается, что все эти два года (с момента заключения пакта Молотова — Риббентропа) ему стоило огромных усилий преодолевать себя. «И вот теперь, — писал Гитлер, — когда я принял окончательное решение, я, наконец, освободился от этой немыслимой тяжести»⁴⁹¹.

25 июня сотрудники Генерального штаба сухопутных войск вермахта были ознакомлены с содержанием письма, посланного фюрером дуче перед самым началом операции «Барбаросса». По оценке Варлимонта, присутствовавшего при этом, письмо содержало «ряд бессвязных идей, ярким примером которых является следующая: «Оправдание нападения на Россию с использованием русской карты обстановки [карта группировки русских войск]»⁴⁹². Следует оговориться, что данная характеристика генерала разгромленной армии была дана им после окончания войны.