22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война»

То, что прозвучало 22 июня 1941 г. в обращении Гитлера и в заявлении германского министерства иностранных дел, по большей части было голословно и неубедительно. Требовались советские документы и признания командиров Красной Армии, доказывающие призыв Сталина на приеме в Кремле готовиться к войне с Германией. К делу была подключена военная разведка, перед которой была поставлена задача добыть такие «доказательства». К числу последних были отнесены и «сообщения» трех офицеров, присутствующих на приеме выпускников военных академий РККА⁶⁹.

В своем донесении в министерство иностранных дел Германии Шуленбург со ссылкой на информацию, полученную от представителя ДНБ (Германское информационное агентство) Шюле, писал: «Сталин преследовал цель подготовить свою свиту к «новому компромиссу» с Германией»⁷⁰.

Шуленбург покинул Берлин в полном убеждении, что его долгом является предотвращение будущей войны между Германией и Россией и создание того немецко-русского союза, о котором мечтал еще Бисмарк. Уже 2 мая Шуленбург направил в МИД Германии донесение следующего: «Я и высшие чиновники моего посольства постоянно боремся со слухами о неминуемом немецко-русском военном конфликте, так как ясно, что все эти слухи создают препятствия для продолжающегося мирного развития германо-советских отношений. Пожалуйста, имейте в виду, что попытки опровергнуть эти слухи здесь, в Москве, остаются неэффективными поневоле, если эти слухи беспрестанно поступают сюда из Германии и если каждый прибывающий в Москву или проезжающий через Москву не только привозит эти слухи, но и может даже подтвердить их ссылкой на факты»⁷¹.

Не получив на свое послание никакого ответа, граф Шуленбург решил начать собственные секретные переговоры с советскими представителями, чтобы предотвратить «сползание к войне» со стороны двух держав. Подобный шаг без санкции своего правительства граничил с государственной изменой. Инициатором переговоров советник посольства Густав Хильгер назвал не Шуленбурга, а именно себя, что было далеко от истины:

«Тогда мне казалось, что мир еще, пожалуй, можно спасти, если удастся побудить советское правительство взять в свои руки дипломатическую инициативу и втянуть Гитлера в переговоры, которые — хотя бы на время — лишат его предлога для военной акции против Советского Союза. Поэтому я счел необходимым разъяснить советскому правительству всю серьезность положения и убедить его предпринять что-либо для предотвращения опасности войны. Поскольку советский посол в Берлине [Деканозов] как раз находился в Москве, я уговорил графа Шуленбурга пригласить его на завтрак в посольство вместе со ставшим к тому времени заведующим германским отделом Наркомата иностранных дел В.Н. Павловым (о котором мы знали, что он пользуется особым доверием Сталина), чтобы попытаться через Деканозова⁷² открыть глаза советскому правительству»⁷³

В тот самый день, когда Сталин выступал перед выпускниками военных академий РККА полпред СССР в Германии — заместитель наркома иностранных дел Деканозов В.Г. встречался с германским послом Вернером фон дер Шуленбургом на завтраке у последнего.

На встрече присутствовали также советник германского посольства Г. Хильгер и заведующий отделом Центральной Европы В.Н. Павлов. Шуленбург сообщил, что у «Гитлера, остался какой-то неприятный осадок от действий Советского правительства за последнее время. Этот осадок был вызван не только заключением советско-югославского пакта, но также и рядом фактов, которые один за другим имели место за последнее время, начиная с января: заявление Советского правительства о Болгарии⁷⁴, советско-турецкое заявление⁷⁵ и др. Эти заявления Советского правительства создают впечатление, что Советский Союз стремится препятствовать осуществлению Германией своих жизненных интересов, помешать стремлению Германии победить Англию. Именно такое впечатление оставляет советско-югославский пакт, который был с такой радостью воспринят Черчиллем»⁷⁶.