22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка. «Наступающей ночью будет решение, это решение – война»

Но, к его большому сожалению, вести разведывательную работу в первом в мире государстве рабочих и крестьян было не так уж и легко. Дело в том, что жесточайший контрразведывательный режим, который был установлен на всей территории СССР к середине 1930-х годов, находил широкую поддержку населения и вступить в контакт с иностранцем, а тем более немцем, отваживался не каждый…

Поэтому центрами немецкого шпионажа стало посольство в Москве, а также консульства в Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Харькове, Одессе, Новосибирске и Владивостоке, где под прикрытием дипломатических должностей атташе, советников и секретарей работала целая группа немецких разведчиков.

Однако в результате принятых советской контрразведкой мер генерал Кёстринг, который проходил по оперативным сводкам службы наружного наблюдения НКВД под псевдонимом «Кесарь», оказался лишен возможности вести какую-либо агентурную работу в Москве. Поэтому основные усилия он сосредоточил на ведении разведки с легальных позиций — изучения открытой советской периодической печати, встреч во время обедов-приемов с приглашением представителей различных дипломатических миссий в Москве, а также туристических поездок по СССР, в ходе которых натренированный взгляд опытного разведчика регистрировал все, что встречалось на его пути и могло представлять военный интерес: мосты, переправы, разветвленность и качество дорог, сезонное количество осадков и другие характеристики местности, предполагаемой под будущий театр военных действий.

Секретный сотрудник НКВД, оказавшийся под видом журналиста «случайным» попутчиком генерала в одной из его таких поездок, в своем отчете написал:

«Генерал Кёстринг — человек умный, хитрый, чрезвычайно наблюдательный и обладающий хорошей памятью. По-видимому, он от природы общителен, но общительность его и разговорчивость искусственно им усиливается и служат особым видом прикрытия, чтобы усыпить бдительность собеседника.

Он задает не один, а десятки вопросов самых разнообразных, чтобы скрыть между ними те два или три единственно существенных для него вопросов, ради которых он затевает разговор.

Он прекрасный рассказчик, но и то, что он говорит, обычно ведет к совершенно определенной цели, причем так, что собеседник не замечает этого.

В течение часа или двух, он может засыпать собеседника вопросами, рассказами, замечаниями и опять вопросами. По первому впечатлению это кажется совершенно непринужденной беседой, и только потом становится ясным, что вся эта непринужденность и видимая случайность, на самом деле вели к какой-то определенной цели…».

В мае 1937 года генерал Эрнст Кёстринг на специально сконструированном и изготовленном немецкими специалистами грузопассажирском автомобиле повышенной проходимости отправился в одну из самых своих серьезных и продолжительных поездок по СССР — российское Черноземье, Украина, Крым, Донбасс, Кубань и Кавказ.

Сам Кёстринг в секретном докладе в Берлин следующим образом оценил задачи этой своей поездки:

«Цель путешествия заключалась в том, чтобы в процессе совершения поездки на автомобиле лично ознакомиться с местностями западной России, а также с областями Северного Кавказа, Кубани и промышленного Донбасса. По этим местностям еще не проезжали автомобили германских военных учреждений.

Я мотивировал эту поездку перед русскими учреждениями своим намерением провести период отпуска в Ялте в целях отдыха…».

Но истинные цели его поездки были понятны контрразведке НКВД, поэтому наблюдение за генералом было усилено.

Опытный разведчик, Эрнст Кёстринг, почувствовал это. Об этом свидетельствует такая запись в его докладе:

«Еще за восемь дней до моего отъезда два каких-то подозрительных автомобиля все время стояли у моей квартиры. Через несколько километров по выезде из пределов Москвы мне стало ясно, что впервые за мной, также как и за всеми другими атташе, гонится по пятам НКВД.

На вопрос, кто они, они ответили, что едут для моей охраны. Разумеется, они ехали для того, чтобы лишить меня возможностей всякого общения с населением и использования моего фотоаппарата.

Однако, во-вторую очередь, они предназначались действительно также для охраны, ведь если б что-нибудь случилось со мной, глава НКВД не захотел бы дать в руки нашей прессы такое хорошее средство пропаганды.

Сотрудники НКВД, одетые в штатское, сменялись в каждой области и в каждой республике. Хотя они никогда не вмешивались, им удавалось одним только своим присутствием делать почти невозможной какую-либо продолжительную беседу.

Их было во время моей поездки около 40 человек.

За исключением одного еврея, они были тактичны и сдержаны. Если отбросить то неприятное чувство, что за тобой постоянно наблюдают, будь то в театре, в гостинице, во время пути, в столовых и в самых интимных местах, и игнорировать то обстоятельство, что это мешало осуществлению моей цели — много видеть и много говорить, я могу охарактеризовать сотрудников НКВД только как очень любезных и дельных людей…».