Правительство Советского Союза выражает твердую уверенность в том, что все население нашей страны — все рабочие, крестьяне и интеллигенция, мужчины и женщины отнесутся с должным сознанием к своим обязанностям, к своему труду. Весь наш народ теперь должен быть сплочен и един, как никогда. Каждый из нас должен требовать от себя и от других дисциплины, организованности, самоотверженности, достойной настоящего советского патриота, чтобы обеспечить все нужды Красной Армии, флота и авиации, чтобы обеспечить победу над врагом.
Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, еще теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя т. Сталина.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами.
555
556
557 За трое суток до начала Великой Отечественной войны Разведуправление наркомата ВМФ проинформировало военно-морского атташе при посольстве СССР в Германии о том, что в течение недели с 13 по 20 июня Москву уже покинули или собираются покинуть все сотрудники аппарата германского военно-морского атташе в Москве.
558
559 «В феврале 1945 г. гитлеровская Германия лежала в развалинах, под мощными ударами Советских Вооруженных Сил рушились последние бастионы вермахта на Восточном фронте. Человечество приветствовало приближавшуюся победу, видя в ней закономерное торжество сил демократии над фашизмом. В Берлине, в подземельях имперской канцелярии, «фюрер германского народа», утратив былую уверенность в себе, пытался понять причины надвигавшегося неизбежного краха. Он обратился к истории фашистского рейха и в длинных речах «перевоевывал» проигранную войну. Среди немногих слушателей фюрера оказался преданный ему до конца Мартин Борман, которому Гитлер разрешил вести запись его речей. Практика эта не была новой. Еще в июле 1941 г. Гитлер согласился на предложение Бормана стенографировать высказываемые фюрером на досуге мысли по самым разнообразным проблемам. Эти записи получили название «Застольные беседы Гитлера» и были по частям впервые опубликованы в 1951–1952 гг., а в 1953 г. появилась книга, в которой они были приведены в хронологический порядок. В общей сложности «Застольные беседы Гитлера» составили 1045 страниц, отпечатанных на машинке. Они охватывали период с 7 июля 1941 г. по 30 ноября 1944 г., однако основная масса записей оканчивалась осенью 1942 года. В конце 1942 г. Гитлер в связи с изменениями в судьбе третьего рейха запретил присутствие стенографа во время своих бесед. Поэтому в 1943–1944 гг. самим Борманом было сделано менее десяти записей.
Только перед крахом фашистской Германии Борман возобновил систематическую запись «Застольных бесед Гитлера». Весь февраль 1945 г. он тщательно фиксировал все сказанное Гитлером, а в апреле к пачке аккуратно перепечатанных листков добавил еще одну запись — суждения Гитлера, высказанные 2 апреля. Дабы не было сомнений в аутентичности документов, Борман расписался на них. Они хранились у Бормана до двадцатых чисел апреля 1945 г. и составляют … «завещание Гитлера». В западногерманской историографии «завещание Гитлера» получило наименование «бесед в бункере» («Bunkergesprache»).
17 апреля, когда Советская Армия замыкала кольцо окружения вокруг Берлина, Гитлер вызвал к себе высокопоставленного нацистского чиновника и приказал ему выехать в Бад-Гаштейн, чтобы заняться перевозкой золотого запаса Германии в соляные копи Тюрингии. Он также сказал чиновнику, что Борман передаст ему секретные документы, о безопасности которых следует позаботиться, после чего Борман вручил чиновнику запечатанный конверт с «завещанием Гитлера». Чиновник в конце апреля передал конверт на хранение в банк в Бад-Гаштейне.
Тем временем Гитлер покончил с собой, Германия капитулировала, а чиновник был арестован властями западных союзников как военный преступник и приговорен к длительному тюремному заключению. Находясь в тюрьме, он имел время поразмыслить о многом и в первую очередь о собственной безопасности, резонно рассудив, что если его роль в истории с «завещанием Гитлера» будет обнаружена, то это повернет к худшему его судьбу. Как водилось тогда, перед судом он изображал себя третьестепенной фигурой, хотя столь деликатное поручение могло быть дано только человеку, высоко стоявшему в фашистской иерархии.