— В последний день перед закрытием садика на ремонт, воспитательница рассказала, что из-за Максимки две девочки подрались, — делюсь с сестрой, — не сильно, но парочку синяков и ссадин друг другу оставили.
— Толи еще будет, — с напускной скорбью вздыхает Алена.
***
С волнением и трепетом захожу в стеклянные двери офисного здания, где почти официально работаю.
Нагловатый охранник с бычьей шеей ощупывает меня слишком тщательно, заглядывая сальными глазками в скромный вырез белой блузки, и уходит выписать мне суточный пропуск. Подхожу поближе к будке, где он скрылся, и слышу недовольную речь его коллеги.
— Ты нахрен к ней полез, придурок? У нас распоряжение, что эта дамочка теперь здесь работает, достаточно было только в паспорт заглянуть. Тебе работа надоела?
— Отвянь, — огрызается бычья шея, — ты видел какая она сочная?
— Видел, и что? Надо руки распускать? А если она пожалуется?
— Я тебя умоляю.
— Не надо меня умолять, лучше заруби себе на носу. Я здесь работаю дольше и местом дорожу. А попадется в следующий раз какая-нибудь фемка? Ты представляешь, какой ор поднимется? Я с тобой за компанию охранять огурцы в «Пяторочку» не пойду, сдам начальнику со всеми потрохами.
Закончив, парень выхватывает у напарника мой пропуск и выходит из будки.
— Спасибо, — говорю тихо, забирая белую карточку.
Следующим пунктом у меня отдел кадров, в котором я зависаю на битый час. Молодая особа Маргарита наманикюренными длиннющими ногтями печатает букву в минуту, занося мои данные в базу. Распечатывает экземпляр трудового договора, я его внимательно читаю и готова биться головой о ее стол.
— Тут опечатка, — указываю в нужную строчку, — я КазАнцева, а не КазОнцева. А вот здесь вообще написано — 5азонцева, — похоже мадам промахнулась по клавише пока печатала своими когтищами.
Маргарита недовольно пыхтит, сжимая и без того тонкие губы, в невидимую полосочку.
— Может, сами напечатаете, — рявкает она.
— Это вышло бы быстрее, но не входит в мои обязанности.
Понимаю, что откровенно грублю, но приставания охранника и ее медлительность разожгли во мне ведьмин костер, сжигающий тактичность.
Девушка резко подскакивает со стула, и он откатывается назад, задевая соседний стол. Я уже в красках представляю, как ее когти обагряются моей кровью, но на шум выходит женщина лет сорока. Как я понимаю начальница сие царства.
— В чем дело? — строго спрашивает она.
Девушка тушуется и опускает глаза, пока подошедшая женщина всматривается в лист, который я положила перед Маргаритой. Костер возмущения как-то резко потух под холодным профессионализмом старшей сотрудницы, поэтому сижу молча.
— Иди в мой кабинет, — говорит она строго и садится на место девушки.
С ней на оформление, подпись и проверки уходит минут десять, и я, сердечно поблагодарив, вылетаю из отдела кадров.
Александр Петрович сказал, чтобы я подъезжала к девяти, но вряд ли он предполагал, что к работе я приступлю только к обеду. Позорище.
Забегаю в лифт и тут же принимаюсь приглаживать растрепавшийся хвост, используя матовую металлическую поверхность как зеркало. В ней ни черта невозможно рассмотреть — отражение расплывчатое и искаженное, но продолжаю маниакально бороться с выбившейся прядкой.
Даже не сразу обращаю внимание, как створки лифта расползаются, и в кабине появляется еще один человек. Только когда его тень накрывает меня, а в стенке отражается темный силуэт, я вздрагиваю и резко разворачиваюсь.
Что я сделала, чтобы заслужить такую хреновую карму?
— Здравствуй, Таня.
Боже, да таким голосом можно остановить таяние ледников, а взглядом резать сталь.
От того мужчины, который заставлял мои ноги подкашиваться не осталось и следа. Но он все так же хорош собой. Только на лице нет ни одной эмоции.
— В-влад? — блею заикаясь.
В душе водоворот из паники, страха и… радости. Та частичка меня, которая цепляется за хорошие воспоминания воспряла и тянется к этому невозможному мужчине.
— Для моих сотрудников — Владислав Андреевич, — говорит строго, ощупывая взглядом мое тело.
Его сотрудников? Похоже кто-то свыше вместо благословления решил наслать на меня проклятье. Или сектанты сглазили. Других причин своей невезучести я найти не могу.
— Что муж дал пинка под зад и ты решила обо мне вспомнить? Одного не пойму, как ты к Лебедеву умудрилась подмазаться.
Будто в прорубь окунули. Да что несет этот самодовольный хлыщ? Как вообще смеет со мной так разговаривать, после того дерьма, которое на меня вылил?
Режим блеющей овцы отключается, на смену приходит — боевая. Гордо поднимаю подбородок.
— Вообще-то, я надеялась, что, как и бывший, ты навсегда исчез из моей жизни, и мы больше никогда не встретимся.
— Неужели? — Влад наигранно удивляется и холодно ухмыляется. — Тогда зачем ты устроилась в мою фирму?
— Я не знала, что она твоя. И если ты был против, то почему Александр Петрович предложил мне должность?
— Потому что, — цедит сквозь зубы, — у нас Сашей равные права, и, к превеликому сожалению, я не смог его переубедить.