23

Дом 2, квартира 3 – вместе 23. Через пятнадцать минут я подходил к улице Гурвича. Вообще, где какая улица находится в Г., я толком не знал, вернее, не мог сказать название конкретной улицы. В самом городке, как и в сотнях ему подобных, обычно несколько центральных улиц. Так же было и в Г. Главная улица – 1 Мая, ее пересекают Карла Маркса и Ленина. Все остальные места идентифицировались по базарному принципу – «возле автовокзала», «возле спиртзавода» и т. д. Помимо этих трех улиц я знал названия еще только двух: Матросова (как-то директор во время практики послал меня с запиской на эту улицу, вот и запомнилось) и как раз – Гурвича. Когда мы с мамой вместе крестились, поп жил именно на Гурвича, которая как раз и прилегает к церкви.

Улица Гурвича находилась относительно в центре, была относительно широкой и относительно недлинной. «Относительно в центре» потому, что все административные здания в Г. разбросаны где попало, и определить, где именно в этом городишке находится центр, практически невозможно. «Относительно широкой» потому, что недавно на ней вырубили все деревья, и она скорее казалась шире остальных улиц городка, чем являлась на самом деле. А «относительно недлинной» потому, что она была исключительно прямой и если по ней идти, то расстояние кажется не таким большим, как, скажем, если идешь по такой же, но извилистой улочке. На другом конце улицы виднелась на сей раз уже безотносительно большая церковь, потому что других церквей в Г. попросту не было.

На большом белом доме я разглядел номер «2» и подошел к калитке. Тут же на меня из кустов кинулась огромная черная собака. Она была без привязи, и я отошел от калитки, боясь, как бы эта псина не пролезла через какую-то щель на улицу.

– Аделаида, фу! – из-за угла дома я услышал знакомый голос, а еще через секунду увидел тощего старика в протертом сером костюме, служившем для него скорее робой, чем выходной одеждой. – А вы оказывается действительно курсант. Здравствуйте, молодой человек!

– Добрый день, Владлен Григорьевич. Злой у вас пес.

– А она у меня кидается только на злых людей.

Мне стало неприятно от этих слов. Не то чтобы я себя считал большим добряком, скорее даже наоборот, но всегда неприятно, когда подобное говорят тебе прямо в лицо. А тут еще и собака, как бешеная, рвалась ко мне, норовя перепрыгнуть через калитку.

– Понятно… Владлен Григорьевич, вы мне покажете газету?

– Виктор, вы не слышали, что я про Аделаиду сказал? Она кидается только на злых людей. А злым людям я не помогаю.

– Владлен Григорьевич, я не…

– Я сказал, Виктор, злым не помогаю. Вы можете проверить или убирайтесь.

– В каком смысле «проверить»?

– Я открою калитку, и если Аделаида на вас не набросится, значит, вы не злой человек и тогда я вам помогу, чем смогу.

– А если набросится?

Я со страхом смотрел на черную псину, из пасти которой текла слюна и которая неистово пыталась просунуться сквозь узкие прутья калитки.

– А если набросится, значит, вам не повезло. Она у меня тоже злых людей не любит.

Этот старый придурок издевается? Да эта псина меня на месте разорвет!

– Говорите, не любите злых людей? А унизить на весь район через газету малолетнюю девочку, это по-доброму? Или вы не любите таких же, как и вы сами, потому и надрессировали свою собаку на всех подряд, авось и злой человек попадется?

Но вывести из себя старика не получилось, у него только чуть сузились зрачки.

– Виктор, выбирайте. Или открываю калитку, или убирайтесь.

Или травмпункт, или убирайся. Да пошел ты! Но вместо «да пошел ты» у меня вырвалось: «Открывайте!»

Тут же на меня с диким рычанием кинулась собака, одной рукой я машинально закрыл пах, а вторую выставил перед ней. Собака пронеслась мимо меня, обежала сзади и стала активно нюхать мою обувь и курсантские брюки. Ботинки ей почему-то не понравились больше всего. Она стала лаять исключительно на них, то отпрыгивая, то снова приближаясь к ним ближе. Но как только собака поднимала голову ко мне, то сразу же успокаивалась и начинала психовать лишь тогда, когда перед ее глазами оказывалась армейская обувь.

– Это не ваша одежда, молодой человек, – старик по-прежнему оставался стоять за калиткой.

Без тебя знаю, старый пердун.

– Я ее одолжил у.

– Не надо врать. Мне достаточно того, что Аделаида не бросается на вас. Хотя одежда и обувь, которую вы у кого-то недавно позаимствовали, принадлежат злому человеку. Проходите, – и старик посторонился в проходе.

Надо же. Брательник Сани Федченко – «злой человек». После того как я разнес дом их матери, он, думаю, еще злее станет.