23

– Да ничего. Бывает. Всего хорошего, – и я прервал соединение. Блин, значит, не по поводу собеседования.

Я слегка расстроился. На следующей неделе должен решиться вопрос, буду ли я еще одну каденцию помощником народного депутата или же мне придется искать новую работу (под «новой работой» мне с ужасом лезла в голову только вакансия школьного учителя). Конечно, у меня есть еще некоторые поползновения в корне изменить свое существование, и через дальнего родственника я вот уже несколько месяцев пытаюсь попасть на работу в «Лукойл». Но это направление в поиске работы пока напоминает попытки Сталина убедить Рузвельта и Черчилля открыть Второй фронт не в 1944-м, а, скажем, 1942 году. Поэтому ожидание работы в «Лукойле» вполне может растянуться года на три, а пока мне надо хоть где-то закрепиться. Работа в Конторе помощником у депутата С. меня вполне устраивает. Зарплата, конечно, никакая, но и работа ей под стать. Две-три статьи за месяц, свободный график присутствия (вернее, его полное отсутствие), почти свой кабинет (один на двоих, зато большой), интернет и телефон, по которому я наговариваю за месяц сумму, почти эквивалентную месячному заработку. По крайней мере, мой опыт работы в школе говорил мне, что денег там будет на порядок меньше, а нервотрепки и, собственно, самой работы – больше.

– Всэ, залазьтэ, поихалы! – вновь ожил и начал кричать водитель. С парнем все оказалось в порядке, его посадили опять-таки на бывшее моим второе место, врач села рядом, а ее муж/хахаль потопал в глубь автобуса. Постепенно в салоне начался ненадолго приутихший гам, правда, пьяный мужик, еще недавно командовавший спасением эпилептика, притих. Похоже, начал трезветь.

До Столицы прибыли без приключений, я забрал из багажного отсека рюкзак и, сев в маршрутку, поехал к метро. Совсем недавно я получил место в семейном общежитии. Пробивал я его очень давно, больше двух лет, и досталось оно мне с невероятными морально-волевыми усилиями. Как-то в разговоре со мной, еще когда я только начинал работать в Конторе, депутат С. необдуманно пообещал решить мой жилищный вопрос путем поселения меня в элитном парламентском общежитии. Я, понятное дело, безумно обрадовался, тогда еще не подозревая, какой С. по жизни пустотреп. Жил я до этого у бабки на квартире, снимал комнату и отдавал ползарплаты. И время от времени, раз в три-четыре месяца, напоминал при случае С. об обещанной мне комнате. Собственно, все так по-гнилому и шло, пока этой зимой хозяйка не подняла цену на жилье сразу в два раза. Фактически, я оказался на улице и стал донимать своего депутата буквально каждый день. Звонил ему на мобильный, сидел в приемной, писал эсэмэски, привез даже маму к нему. В общем, за один месяц достал его так, что от одного только моего вида у С. была оскомина. В результате я вырвал общежитие. Но поселили меня в такое место, чтобы я уже никогда не захотел у С. когда-нибудь еще чего-то попросить. Вместо отдельной комнаты меня подселили к двум братьям: слесарю и водителю. Ребята, конечно, простые, что называется, из народа, но я их возненавидел сразу. Встают на работу в шесть утра, в полдесятого вечера уже спят. Книг вообще не читают, и сомневаюсь, что на двоих прочитали за всю жизнь хоть одну. Зато зарплата у каждого в три раза больше моей. Ну где, нахрен, справедливость? Сама же комната больше напоминает притон для бездомных. Такие еще по телевизору показывают в криминальных хрониках.

Выйдя на станции «Золотые ворота», я быстрым шагом потопал к себе. Неожиданно из-за поворота появилась низенькая старушка, одетая во все черное и почему-то с пустым здоровенным цинковым ведром в руках (какого черта в центре города с ведром ходить?). Она шла наперерез, и мне почему-то не захотелось, чтобы она переходила мне дорогу. Я ускорил шаг и стал жаться к правой стороне тротуара, но бабка еще больше срезала угол и теперь уже откровенно шла мне наперерез. Бабка посмотрела на меня каким-то глубоким, странным взглядом. Нужноуспеть перебежать перед ней! Но я никуда не побежал и позволил-таки старой карге перейти мне дорогу.