24 часа

– Не в Рождество, Адалин Скай, а шестнадцать лет назад, еще перед операцией.

– Я не понимаю… – она отступает назад, резко выпуская ткань моей куртки из пальцев. В коридоре темно, мы почти не видим друг друга, но ее взгляд прожигает насквозь. Она даже не догадывается, насколько я дерьмовый человек.

– За рулем автомобиля, спровоцировавшим аварию, в которой погибли твои родители, а ты получила тяжелую травму, находилась моя жена, – сказав самое страшное, я набираю побольше кислорода в легкие и продолжаю говорить. – Мы сильно поссорились накануне, и я ушел из нашей квартиры, жил в больнице, в своем кабинете, а она почему-то решила, что я поехал за город, в отцовский коттедж, – горло перехватывает и прерываюсь, чтобы прокашляться. Адалин молчит и не факт, что захочет заговорить со мной, когда я закончу. – Сильвия мне звонила в момент столкновения. Я не ответил, потому что оперировал пациента. Но я бы не ответил, даже если бы пил пиво в баре с Джоном Ресслером. Тебе может все это показаться бредом, потому что в заключениях дорожной полиции ты видела другую фамилию. Сильвия Карпентер. Сильвия Бейкер, по ее мнению, звучало гораздо проще, а я не настаивал.

– Но ее признали невиновной, – безжизненно выдыхает Адалин. – Я… читала решение.

– Клянусь, Лин, ни я, ни отец Сил никого не подкупали, – обхватив Снежинку за плечи, горячо заверяю я. – Это было честное расследование, но я чувствовал ответственность за то, что произошло. Если бы мы не поссорились, Сил не поехала бы в дом отца, не отвлекалась бы от дороги на звонки… и мы бы с тобой никогда не встретились, – проглотив горький комок, образовавшийся от последних слов, я нахожу в себе силы продолжить. – Но то, что уже случилось, не обернешь вспять, и решил, что должен помочь девочке, выжившей в аварии, сделать все, чтобы она вернулась к нормальной жизни.

– То есть ты с самого начала знал, кто я? – через силу спрашивает Адалин.

– Да. Отец Сильвии – заведующий клиникой, где тебя оперировали. Тебя направили к нам по моему ходатайству.

– А я восприняла твое особое отношение, как нечто другое, – негромко отзывается Снежинка. – Но это всего лишь чувство вины. Такое же глубокое, и подсознательное, как по отношению к твоему отцу. Именно поэтому ты продолжаешь меня спасать каждое Рождество, чтобы больше не чувствовать себя виноватым. – Ее ледяные ладони накрывают мои. – Тебе нужно мое прощение, чтобы уйти, – со щемящей тоской заключает моя маленькая сумасшедшая Лин. – Но его должен просить не ты, Лэндон. И не у меня.

– Лин…, – ее пальчики затыкают мой рот.

– Хватить болтать. Для призрака ты слишком разговорчив, – я отчётливо слышу боль в ее голосе, а еще нежность и сожаление. – Много лет назад поверх шрама, оставшегося после операции, я набила ладони мужчины, который спас меня от ужасающей перспективы провести остаток дней в инвалидной коляске. Он подарил мне вторую жизнь, и именно за это я отдала ему свое сердце. Ты мог ничего не сделать, Лэндон. Как миллионы других. Забыть о случившейся аварии и пострадавшей девочке, перевернуть страницу и жить дальше. Но ты не такой, хотя по какой-то дурацкой причине считаешь себя ужасным человеком, никудышным мужем и равнодушным сыном. На твоей груди ангел, Бейкер. И он там не случайно. Плохие люди выбирают себе другие сюжеты для увековечивания на своем теле, – она замолкает, растратив всю внутреннюю энергию на поток слов, и когда до меня доходит, что пытается донести Снежинка, то мне действительно, как тому унылому мужику из «Привидения» начинает казаться, что я вижу свет, но не какой-то божественный, возвышенный и благодатный, а Снежинкин, человеческий, карамельно-кексовый. И если бы не разгуливающий домушник по двору, мы бы наверняка решились на вторую порцию нашего фирменного лакомства с поджарками, прямо здесь, в коридоре и не снимая верхней одежды.

Где-то в глубине дома старинные настенные часы отбивают полночь, в гостиной одна за другой гаснут свечи, ярко вспыхивает огоньками в камне, ветер бросает горстью снега в окна, а сквозняк задорно звенит колокольчиками на омеле, подвешенной над обеденным столом. Нам не нужно быть там, чтобы все это представить.

– С Рождеством, Снежинка, – шепчу я и целую ее, жадно, неистово, как в последний раз… в этой реальности.

– Не ходи. Останься со мной, – задыхаясь, просит Адалин, когда я с мучительной болью отрываю ее от себя.

– Я вернусь и заберу тебя, Скай, – пропустив сквозь пальцы шелковистые волосы, обещаю я.

Развернувшись, накидываю на голову капюшон, и, толкнув входную дверь, выхожу на мороз. Она что-то кричит мне вслед, но я уже сбегаю по ступеням вниз, уворачиваясь от резких порывов холодного ветра.