24 часа (СИ)

      Неясно, непонятно и жутко. Нечто - что именно, понять сложно, - одной сплошной серой массой движется на нас, изредка разделяясь, словно кожа рвется, когда на пути встают кресты, и вновь срастается. Возможно, я видел чьи-то клыкастые морды, вырывающиеся из общей густой плоти, возможно, верхушки рогов или когти, горящие глаза... не могу понять, да и делать этого не хочу, потому что страшно так, что сдохнуть хочется, а еще по-детски зарыться лицом в подушку, укрыться одеялом и представить, что ничего этого нет.

      Я все же сошел с ума. Да, боюсь признаться, но это так.

      Подхожу к Мишке, сам не понимая, откуда во мне эти спокойствие и отрешенность, возможно знаю, что вижу эту мерзость только я, кто знает, обхватываю его за плечи, благо он пониже меня и сделать это вполне удобно, притягиваю к себе под бок и, только почувствовав на своей щеке его дыхание, даже через слои одежды убедившись, что его сердце все еще бьется, направляюсь в сторону трассы. Пора выбираться отсюда.

      - Куда теперь? - спрашивает, семеня рядом и изредка зевая.

      - Устал?

      - Угу, интересный выдался день. Так куда мы?

      - Если честно, понятия не имею, малыш, - пожимаю плечами насколько позволяет поза и, сев на старую и проржавевшую лавочку богом забытой остановки, притягиваю Мишку к себе, почти усаживая на колени, на что он раздраженно фыркает и, раздвинув мои ноги в стороны и развернувшись ко мне, прижимает меня к своей груди, встав напротив.

      - Типа эксперимент? - не утихает, и я благодарен ему за эту нелепую попытку разрядить обстановку.

      - Типа да, - так же улыбаюсь и, приподняв голову ловлю его взгляд, жадно впитывая его эмоции в полумраке освещения, запускаю руки ему прямо под форменную куртку, скольжу под майку, чуть не застонав от кайфа, когда могу коснуться его голой кожи, почувствовать, как от контраста температуры холодных пальцев и жара его тела поясницу покрывают мурашки, и все это глядя ему в глаза, сдохнуть готов, вот прямо сейчас, видя все ту же любовь, все ту же душащую, даже спустя столько лет, нежность, и не в силах понять, как такое возможно, настолько сильно прирасти к человеку...

      Он понимает все правильно, когда, надавив ладонью ему на поясницу, вынуждаю прислониться к себе. Взяв мое лицо в свои ладони, мягко прижимается к моим губам, скользит по ним языком, осторожно, почти пугливо проскальзывая ко мне в рот и мазнув по моему языку, углубляет поцелуй, забирая остатки кислорода и лаская не губы, нет, саму душу. Всего пару мгновений, кажущихся мне нестерпимо короткими, отстраняется от меня и, открыв глаза, беспокойно шарит по моему лицу, а я и понять не могу, что его так обеспокоило, пока он, так и не отпустив моего лица, большими пальцами стирает с моих щек теплые слезы. А меня разрывает на части, потому что терял его, потому что бредил во сне, молил и проклинал одновременно, но умолял вернуться обратно... ко мне. И вот он, стоит рядом, живой, любимый, родной, все такой же... все такой же, а я слова вымолвить не могу, сказать как дорог, как хреново без него, хотя часами, сидя возле его могилы, признавался ему в любви, а сейчас пустота в башке, полный вакуум. И стоит только представить, что вновь лишусь всего этого...

      - Все окей? - все же спрашивает, хотя видит, что совсем не окей.

      - Нормально, - прижимаюсь к его торсу, расправляя на нем куртку и обнимая поверх нее, прячу лицо у него на груди, пока он нежно массирует мне затылок, заставляя все обрываться внутри, вспоминая такой привычный жест, и мелко дрожать в его руках, едва сдерживая очередную подступающую истерику. Могу взять себя в руки лишь тогда, когда слышу шелест шин по влажному асфальту неподалеку.

      Мишка отходит в сторону, выходит с остановки и вскоре рядом с нами останавливается почти пустой автобус.

      - Это наш, - удивленно сообщает мне Мишка, за шкварник поднимая меня со скамейки как пьяного, а я и так чувствую себя, будто бухал не просыхая неделю, так, что стоять не могу, и силком заталкивает в автобус.

      - Жек? - зовет меня, уже отъезжая от остановки. - А что все же происходит? Ненормально все это, и на тебя не похоже.

      - Миш...

      - Ты только скажи, что все нормально будет, с нами обоими нормально, и я отстану.

      - Все будет нормально, - говорю уверенно, укладывая голову к нему на плечо. По крайней мере с тобой, родной, все будет хорошо. Я обещаю.

      Монотонный пейзаж за окном не напрягает. Проезжая в этом старом автобусе, пропахшем пылью и усталостью, почему-то чувствую себя спокойно. Уже не пугают чьи-то кроваво-красные горящие глаза на крыше дома, не беспокоит мутный туман на стенах зданий и кровавые пятна вдоль дороги, все кажется таким незначительным и неважным. Человек же такая скотина, ко всему привыкает, ко всему адаптируется. Возможно, это ощущение конца, того самого, грозящего мне совсем скоро, а может апатия, кто знает. Держу в своей руке Мишкину руку, глажу запястье, разглядываю кривые линии на ладони и, не выдержав, подношу ладонь к губам и... целую. Мишка вздрагивает от неожиданности происходящего и, убрав ладонь и смущенно отведя глаза, шепчет: "Придурок".