25 трупов Страшной общаги

Боря не сразу поверил. Вдруг не прошли? Вдруг остались секунды и, когда последняя песчинка упадет, они снова вернутся к началу. Секунды капали, Надя обняла Тамару и уткнулась лицом в ее русский платок, Толик плакал, но не от счастья, а, кажется, от страха перед левиафаном. Они стояли долго, так долго, что отрицать разрыв петли стало невозможно. Дом отпустил их.

– Н-надо п-подняться, – проговорил наконец Боря.

Объятия разомкнулись, и друг за другом соседи медленно двинулись на четвертый. Там висел человек, настоящего имени которого они так и не узнали и которому больше никогда не придется прыгать с этого табурета и задыхаться в петле.

– Сними его, – попросила Тамара. – Вытащим на улицу и оставим у мусорки. Там люди ходят утром. Найдут.

Толик понял, что этот шаг с табурета был шагом в окончательную пустоту, по-настоящему, и, поняв, не смог помогать. Боря сам вынул тело из петли, закинул на спину и потащил вниз. Длинный висельник задевал ногами ступеньки. Женщины, идущие следом, подобрали сначала один свалившийся ботинок, потом второй. На улице они прислонили тело к мусорному контейнеру и надели ботинки обратно.

Боря снял с запястья покойного часы. Очень сильные. Очень опасные. Только сейчас, держа их в руках, он впервые осознал, что предпочел живой предмет человеку. Затеял всю эту сложную операцию для того, чтобы не бить часы. Тогда он не знал точно всех связей между артефактами и аномалиями, боялся бессмысленной жертвы – или знал, но не хотел признавать правду. Если бы он разбил их сразу, как предлагала Тамара, – и тварь бы, наверно, умерла, и человек не повесился. Боря теперь надеялся, что у Угольной женщины не было души, которая мучилась в петле все это время только затем, чтобы безвозвратно провалиться в Утробу. «Угольная женщина» звучало лучше для его совести, чем «тварь». А про человека он в суете вовсе не подумал. Просто не подумал. Не успел.

Из-за бака высунулась морда водяного.

– Поручирось? – спросил он шепотом, хотя люди все равно бы его не услышали.

– П-получилось, Иуоо-с-сан, – тоже шепотом ответил Боря. – С-спасибо т-тебе.

Каппа радостно оскалил острые желтые зубы и, хлюпая галошами, проворно побежал на четвереньках к дому забирать свои любимые ведра.

Какое-то время соседи неловко стояли возле тела, не решаясь ничего сказать. Затем Надя спросила Толика:

– Где ты живешь?

Он молча вынул из кармана бумажку с адресом.

– Я тебя провожу.

Боря, не сдержав облегченного вздоха, отдал ей свою куртку. Сентябрь выдался теплым, но в июньском платье все же холодновато.

– Что думаешь? – спросила Тамара, когда они ушли. – Жрать охота. Я уж отвыкла.

Боря думал про дом. Про то, что его снесут рано или поздно, и сделать ничего нельзя. Надо было думать о мертвеце у мусорного бака и опасном артефакте в кармане, но мысли сами собой возвращались к живому дому, который не спасти. Его не заберешь с собой в…

– С-скольких т-ты убила? – вдруг спросил Боря, нахмурившись. – В-всего.

Тамара пошарила по карманам. Сигарет, конечно, не нашлось.

– Семерых, – буркнула она. – Пришлось. Жизнь такая. Не жалею.

Боря задумчиво посмотрел на беззвездное, затянутое тучами небо.

– С-семь – хорошее ч-число, – сказал он. – П-пошли, отведу т-тебя в одно м-место. Если сможешь войти в д-дверь – мы станем с-соседями.

Лия Селиверстова Не буди, если сон хороший

Десять. Вот эта комната. Нашла. Аля достала ключ, который отец передал ей в больнице. Это было вчера, и сегодня она снова пойдет навестить отца, но сначала нужно позаботиться о бабушке.

Щелкнул замок. Аля открыла дверь и вошла в маленькую прихожую. Огляделась. Слева и справа – деревянные двери, окрашенные белой краской, которая местами уже потрескалась. Прямо – виднеется холодильник, значит, там кухня. Аля приоткрыла ближайшую к ней дверь. За ней оказался туалет с ванной. Обшарпанная краска на стене, побелка на потолке местами почернела. Под потолком натянута проволока, наверное, чтобы сушить белье. Какая-то малюсенькая ванна, в которой лежать смог бы только пятилетний ребенок. «Б-ррр», – пробормотала девушка и закрыла дверь.

Она аккуратно поставила на тумбочку свою новенькую сумку. Сняла и положила рядом шерстяную шапочку, а длинное кашемировое пальто повесила на вешалку. Потом достала из сумки пакет с пушистыми розовыми тапочками. Переобулась. Глянула в зеркало, чтобы поправить рассыпавшиеся по спине длинные черные волосы.

– Бабушка, это я, Аля, – сказала она, открывая дверь, и зашла в комнату.

Бабушка лежала на постели под белым одеялом – спала. Кресло рядом с кроватью было накрыто коричневым пледом из искусственного меха. Аля провела рукой по сиденью – то ли расправляя покрывало, то ли смахивая невидимые крошки. Аккуратно села на край, стараясь сильно не помять свою узкую юбку.