25 трупов Страшной общаги

Когда пожарные уехали, в квартиру, старательно переступая порог левой ногой и держа у носа батистовый платочек, зашел человек. Иван Иванович не видел его лица. Оно менялось на глазах. Черты плыли, искажались – как будто смотришь в воду на свое отражение, подернутое рябью. На мгновение он увидел в этом лице себя.

– Разруху вижу я, – вежливо сказал человек. – Я бы не советовал жить здесь вам. Копоть, с дыханием проблемы. На психику черный цвет влияет плохо.

– Вы риелтор? – спросил Иван Иванович.

– Нет, упаси боже. Ваши отношения с ними учитывая. У нас когда-то жил он, – человек кивнул туда, где на паркете осталось черное пятно от Леонида. – Правила нарушал, жильцов не уважал. Выгнан был с позором.

– Очень ценная новость, – сказал Иван Иванович, выбираясь из ванны. – Но чему обязан?

– Комната свободная у нас есть. Чуть меньше, чем сие жилье, конечно, зато верхний этаж. Наконец-то увидите не только голяшки да огузки.

– Вы и это знаете?

Человек отнял платочек от носа и улыбнулся. Во всяком случае, так почудилось Ивану Ивановичу. Потому что ниже носа у человека лица не было.

– Куда мне надо идти? – спросил Иван Иванович.

– Спросите у вашего деда, – ответил человек.

* * *

Иван Иванович стучал в дверь Общаги левой рукой. В правой у него был чемоданчик, где лежала рукопись диссертации и дедушкин портрет. Птома, завернутый в носовой платок, покоился за пазухой.

Возле ног крутился давешний серый котенок. Иван Иванович раздумывал – пнуть его или не касаться сего страшного существа.

На тринадцатый стук дверь Общаги открылась.

– Я к вам, – заявил Иван Иванович. – И кажется, надолго.

Человек с половиной лица не соврал. Комната была действительно маловата. Но впервые за последний год Иван Иванович увидел из окна не ноги, а головы.

Новый холодильник сиял чистотой и зиял пустотой. Иван Иванович положил в морозилку тельце Птомы. Затем прошел к окну и поставил фото деда на подоконник – пусть полюбуется на новое жилище. Дед одобрительно ухмыльнулся.

Из холодильника донесся стук. Иван Иванович привычно прошаркал к нему и открыл дверцу. Птома, чуть подернутый инеем, недовольно косил левым глазом, расправлял крылья и пытался вернуть на место свернутую шею.

– Ну, привет, Птомочка, – не удивился Иван Иванович. – Теперь-то мы заживем.

– Заживем, с-суки! – раздался бодрый командирский глас с подоконника.