26-й час. О чем не говорят на ТВ

Ситуация проста как три копейки. За час-полтора до эфира, то есть в районе одиннадцати вечера, в коридоре третьего этажа, где на ТВ-Центре расположена комната подготовки новостей, обнаружилось легкое задымление. Ну и запах неприятный. Что-то где-то горело. Выхожу на лестницу. Дым сильнее. Спускаюсь на первый этаж. Дым и запах не оставляют сомнений в том, что горит здесь. А эфирные студии, из которых, собственно, и транслируются новости, расположены как раз на первом этаже. Иду дальше и вижу, что дым валит из-под двери серверной комнаты.

Это я сейчас уже знаю значение этого помещения и аппаратуры, которая в нем расположена. Буду лапидарен и скажу только, что там – технический мозг информационного вещания. Но в тот день я еще этого не знал и просто сообщил об увиденном в пожарную службу телекомпании. После чего набрал номер главного редактора Миши Пономарева и поставил его в известность о происходящем. Реакция на том конце провода была, скажем аккуратно, несколько более эмоциональной, нежели моя:

– Что значит – дым? Откуда?!

– Ну из комнаты, которая напротив студии.

– Что на двери написано?

– «Серверная».

– «СЕРВЕРНАЯ»?! (Дальше непечатные выражения.)

– Ну «Серверная». А что такого? Открытого огня нет. Пожарных уже вызвали. Не волнуйся ты так!

– Да ты, блин, понимаешь хоть, что такое серверная? Там техники на два миллиона долларов!

Короче говоря, Михал Алексаныч был в здании телекомпании чуть ли не раньше пожарных. Телепортировался он, что ли? Не знаю. Мне этим вопросом интересоваться было некогда, поскольку до эфира оставалось совсем чуть-чуть. Готовимся. Пишем-монтируем. За десять минут до назначенного времени спускаюсь в гримерку (а она – на первом этаже, рядом со студией). В коридоре уже пожарные суетятся. Захожу. Гримера нет. Где?! Выбегаю на улицу, а там народ со всего первого этажа собрался. Пожарные их вывели. Нахожу гримера и осторожно намекаю, что неплохо бы загримироваться.

– Ну, блин! То туда, то сюда!

– Разговорчики! Пошли работать.

Несмотря на возражения пожарных, мы пробежали в гримерку, и через пять минут я был готов к эфиру. Коридор тем временем уже заволокло так, что дышать в нем было трудновато. Ныряю в студию. Там тоже дым висит, но операторы поколдовали со светом, и на выходном сигнале его почти не было видно.

Пять секунд, три, две, одна. Поехали. Все вроде нормально.

На десятой примерно минуте отрубается задний экран. Тот, что самый большой, в полтора человеческих роста. А на него заведены все видеоматериалы, которые предваряют сюжеты. Вся динамическая картинка, которую зритель видит за ведущим во время подводки, – на нем. Без этого огромного экрана все заранее расставленные камеры по новой раскатывать надо. Секунд за десять операторы выполняют эту работу, и следующее включение идет уже на новом плане, без экрана. Следом – сюжет. Ползем дальше. А дым прибывает, несмотря на включенную на полную мощность вентиляцию. Уже глаза пощипывает.

Короче говоря, с горем пополам дотягиваем до конца программы. Спортивные новости, которые по традиции завершают выпуск, в эфир уже не выходили. Передали сигнал основному каналу, который пожаром потревожен не был. Нормально. Открываю дверь студии, чтобы выйти, а там – воды по щиколотку. И огромные переносные вентиляционные трубы по полу протянуты, чтобы дым на улицу выгонять. Но, видимо, они уже с ним не справлялись, поскольку не то что конца коридора, а двери в гримерку видно не было. Прохлюпали мы с операторами и всей эфирной бригадой почти на ощупь до выхода. Уфф…

Вот, собственно, и все. На следующий день на летучке главный редактор точно так же, как и я сейчас, не без удовольствия заявил, что новости выходят в эфир несмотря ни на что. Серверную через несколько дней восстановили. Правда, копоть на дверных косяках еще какое-то время напоминала о случившемся.