26-й час. О чем не говорят на ТВ

Но наша с вами покупательная способность и уровень жизни – это только полбеды. Есть и вторая половина. И она уже определяет общее экономическое состояние страны, ее способность к развитию. Цена на сырьевые и околосырьевые ресурсы внутри России в условиях, когда валютный курс доллара завышен как минимум вдвое, стремятся к уровню, в 2–3 раза превышающему тот, который должен был установиться на внутреннем рынке. Почему? Потому что в открытой экономике, когда у вас есть возможность приобрести как отечественный, так и импортный товар, одним из ограничителей цен на внутреннем рынке выступает как раз цена аналогичного товара, произведенного за рубежом. Возьмем хоть цемент. Поскольку в России многие до кризиса занимались строительством, этот товар в качестве примера будет понятен. Если цемент в Болгарии стоит 50 долларов за тонну, то при курсе 4 рублей за доллар болгарский цемент стоил бы в России 700 рублей за тонну – без учета транспортных расходов, импортной пошлины, налога на добавленную стоимость и прочих издержек. Вместе с ними – допустим 400 рублей за тонну. Но при курсе доллара вдвое выше цена болгарского цемента на российском рынке возрастает уже до 2800 рублей. А с учетом надбавки импортеров она превысит уже 3000 рублей за тонну.

– Ну и что из этого следует?

– А то, что наши производители цемента в этом случае смогут предлагать его по цене 3000 рублей за тонну даже при гораздо меньшей себестоимости. Более того, в силу некоторой специфики российского рынка (большие расстояния, искусственно поддерживаемый локальный монополизм, учет частных интересов закупщиков) бывает, что цена на тот же цемент может достигнуть в России и 4000 рублей за тонну.

Таким образом, в результате проводимой ЦБ РФ политики население на внутреннем рынке переплачивает за сырье в 2–3 раза, а то и больше. Причем для нас с вами это – скрытые затраты. На ценнике хлеба или колбасы не указана их сырьевая составляющая, хотя именно она определяет рост конечной стоимости. Мы же, в очередной раз увидев возросшую цену, недоумеваем: ну как же так! опять все подорожало! но почему?!

Единственное, что нам более-менее понятно, – цены на автомобильное топливо. Тут мы не удивляемся. Вот, мол, мировая цена на нефть поднялась, и у нас тоже теперь бензин подорожал. Все вроде бы логично. Но логикой здесь и не пахнет. Российский бензин в Америке, даже в пересчете по завышенному валютному курсу, стоит столько же, сколько и в России. При том, что нефть туда еще нужно привезти, а значит, прибавить к цене транспортные расходы, переработать, а значит, заплатить сотрудникам американских НПЗ американские зарплаты, нужно иметь еще допуск на американский рынок, то есть заплатить ввозные пошлины. Себестоимость нашего бензина в Америке должна возрасти вдвое как минимум. И отпускная цена тоже должна вдвое превосходить нашу. Но ничего подобного.

Идем дальше. Не секрет, что цена на товар зависит не только от его себестоимости, но и от способности покупателя его приобрести. Нужно ли говорить о том, что платежеспособность среднего американца выше, чем платежеспособность среднего россиянина? И если два эти параметра – себестоимость и платежеспособный спрос – говорят нам о том, что цена на российский бензин в России должна быть ниже, чем в Америке, тогда какого же черта эти цены равны?! Ответ прост: финансовые власти страны поддерживают интересы экспортеров, а с нами играют в «наперсток».

Тут разные умники могут начать повествование о различной налоговой нагрузке, о том, что в цене нашего бензина около 60 процентов – налоговые отчисления, о том, что гнобят нашего нефтяника гораздо сильнее, чем его американского коллегу… Знаете, что я на это отвечу? Я даже не буду вдаваться в расчеты, поскольку в этом нет никакого смысла. Я просто попрошу объяснить, почему именно нефтянка была в первую очередь приватизирована. И попрошу показать мне хоть одного бедного нефтяника. Или владельца бензозаправочной станции, который еле сводит концы с концами. Будем дальше спорить?

– Конечно, будем. Разве вы не слышали о том, что из тонны нефти на американских нефтеперерабатывающих заводах получают в два раза больше бензина, чем на наших? Вот вам и конечная разница в цене.

Да, я слышал об этом. И в свое время задал этот вопрос президенту Московской топливной ассоциации Евгению Аркуше. Я спросил: почему сверхприбыли от продажи нефти не идут даже на модернизацию производства в самой нефтяной отрасли? Почему владельцы нефтяных компаний, непонятно как ставших частными и сохранивших при этом право разрабатывать российскую нефть, не считают нужным даже построить новый НПЗ, предпочитая использовать еще советские мощности?

Знаете, что господин Аркуша ответил? Что подобные вложения – это длинные деньги, а в нашей стране трудно загадывать на годы вперед. Честное слово, он так и сказал! В эфире, под запись! То есть те, кто приватизировал нашу нефтянку, даже и не скрывают того, что они здесь – временно. Они вырабатывают, изнашивают то, что сумели приватизировать, а когда нечего больше будет использовать, они просто свалят из страны. Но сейчас, когда Кудрин и Игнатьев обеспечивают им удвоенную прибыль, уезжать было бы глупо. Поэтому многие рядятся в тогу «государственников» и уползают из страны постепенно, камуфлируя движение покупкой бизнес-активов за рубежом с мизерной доходностью по сравнению с той, которую получают дома. Понятно, что это всего лишь способ сделать недосягаемым то, что получено неправедным путем. Они понимают, что эта абсурдная для страны политика рано или поздно обрушится, и тогда, изобразив обиду, они на собственных самолетах улетят к своим зарубежным активам.