26 мифов о России. Ложь и тайны страны

То есть терроризм – это всегда поведение меньшинства, находящегося в политически безнадежной ситуации или в ситуации, которая этому меньшинству кажется политически безнадежной. С тех пор мир стал разнообразнее, и группы, находящиеся в таком положении, тоже стали разнообразнее: есть ультраправые террористы, есть религиозные, есть националистические террористы всех сортов. Но они всегда являются меньшинствами, стремящимися к власти.

Террор – это еще и оружие слабых. Те, кто считает, что у них нет других возможностей борьбы, но что они должны наказать кого-то, – берут в руки оружие и начинают террор. Идеологическая подоплека при этом может быть разная. Конкретно в России сейчас распространен преимущественно ультраправый экстремизм, левого намного меньше.

Вообще понятие «экстремизм» в российском Уголовном кодексе описано очень длинно и запутанно. Терроризм определен гораздо понятнее – это насильственное действие, направленное на принуждение, попытка принудить общество и власти к каким-то действиям. И, в общем, под эту категорию подпадают многие действия, которые обычно у нас терроризмом не называются. Поэтому особого смысла разграничивать экстремизм и терроризм нет.

Например, люди, которые взорвали Черкизовский рынок в Москве, не называли себя террористами, и их никто так не называл, а между тем в какой-нибудь другой стране они, несомненно, значились бы как террористы. Потому что это было обычное террористическое действие: они же не для того взорвали рынок, чтобы убить сколько-то человек, да и вообще не знали, какие это будут люди. Это была типичная террористическая акция – нужно было оказать воздействие на власти. А у нас это было квалифицировано как убийство по мотивам национальной ненависти. Несколько человек сели пожизненно, что не мешает их лидеру писать из тюрьмы пламенные манифесты и даже книгу выпустить. То есть вести себя вполне по-нечаевски. Он для многих стал как раз героем.

Группы, которые хотят серьезно заниматься террором, нуждаются во взрывчатке, оружии, тренировках. Они могут делать это совсем подпольно, что сложно, хотя иногда все же бывает – недавно спецслужбы накрыли очередную квартиру с взрывчаткой. Но чаще бывает иначе – люди договариваются с каким-нибудь клубом военно-патриотического воспитания или даже воинской частью и под видом «патриотической молодежи» учатся там стрелять. Есть такие чудесные кадры, как участники экстремистской группировки учатся стрелять из гранатомета. На самом деле им вовсе не нужно уметь стрелять из гранатомета – невозможно представить сценарий, при котором им придется это делать в реальной политической ситуации. Но зато в этом есть «революционная романтика», что и привлекает в такие организации молодежь.

Обязательным признаком терроризма является информационная составляющая. Если не известно, кто и ради чего совершил этот теракт, он становится бессмысленным. В 90-е годы во Франции был случай, когда все знали, что взрыв в Париже будет произведен где-то в пять-шесть часов вечера, чтобы информация о нем успела попасть в восьмичасовой выпуск новостей. Информационная технология – по определению составляющая часть террора. Потому что террор – это мощный способ давления на общество.

Бывают, конечно, и тренировочные теракты, что, правда, выясняется, только когда группу уже поймают. То есть оказывается, что они тут взрывали, там взрывали и были неудовлетворены результатом или не знали, что с ним делать.

В хорошо организованной террористической организации все четко устроено: один взрывает, другой бежит факс отправлять, третий еще что-то делает. У нас не всегда так – отечественные террористы еще только учатся. А бывают случаи – так же как до революции было, в нечаевские времена и попозже – так называемого безмотивного террора. Его цель – просто посеять в обществе возбуждение и страх, а для этого все равно что взрывать. Мораль и логика в этом простые: народовольцы, взрывая кафе, говорили, что хороших людей там быть не может, это же буржуазное место. Этот же аргумент применим к теракту в дорогостоящем поезде Москва – Петербург – простые люди на таком не ездят. А исламские террористы вообще могут взрывать всех подряд, у них всегда есть «оправдание», ведь все немусульмане, с их точки зрения, – неверные.

У нас сейчас огромное количество структур, которые официально занимаются борьбой с терроризмом и экстремизмом. Но какова динамика этой борьбы? В какой степени эти уполномоченные структуры эффективны? Они тех ловят или не тех?