26 мифов о России. Ложь и тайны страны

Если говорить о самом последнем, брежневском периоде, то это был даже не застой, а глубокое «погружение в трясину», то есть полная утрата динамизма, без которого общество не может развиваться. Вряд ли можно считать при этом случайностью, что все три периода застоя кончились для страны и народа достаточно печально.

Николаевский период закончился тем, что англо-французский экспедиционный корпус разгромил русскую армию на русской земле – в Крыму. Период Александра Третьего закончился для него самого не так печально – лично он не дожил до революции, но то, что он оставил своему наследнику, вылилось в революцию 1905–1907 годов, а потом и в фатальную для монархии революцию 1917 года. Что касается Брежнева, то могучее, казалось бы, государство, сверхдержава, претендовавшая на ведущую роль в мире, разрушилась вскоре после его смерти как карточный домик. Поэтому, с одной стороны, надо достаточно критически относиться к восхвалению такого рода «стабильности». Но с другой – это, конечно, не означает, что альтернативой застою является только революция.

Историк Раев писал о реформах Александра Второго: «Необъяснимо, почему за пять лет так быстро пошли реформы». Нельзя забывать, что они произошли как раз после николаевского правления, поэтому при рассмотрении любого «застоя» надо видеть и те тенденции, которые происходят в этот период. Обо всех незавершенных в итоге реформах Александра Первого справедливо говорили, что они сделаны были как бы впопыхах, – он словно блуждал впотьмах, не в силах найти нужный путь. Тогда как Александр Второй проводил реформы систематически и комплексно, и было видно, что они тщательно спланированы. При этом сам Царь-освободитель начал реформы вскоре после прихода к власти, а значит, надо объективно разобраться, какую роль в подготовке реформ сыграл его отец и предшественник.

Конечно, Николай Первый сделал много плохого, в частности создал в большой мере безнравственную государственную систему, коррупционную и построенную на лжи. Он сам это понимал и говорил сыну, что они двое – единственные в этой стране, кто не ворует. Но при этом как-то так получилось, что после его смерти Александру оказалось довольно несложно провести реформы, и его многие поддержали. Возможно, свою роль сыграли те новые институты, которые открыл Николай Первый – Технологический, Генштаба, переделанный Лицейский. За двадцать лет их существования выросло новое поколение современно мыслящих профессионалов, которые чувствовали себя не у дел в этом казарменном, казенном обществе, где все было построено на иерархии и безропотном подчинении, страхе и угодничестве. Но они были прагматичны, профессиональны и психологически готовы к тому, что, как только появится возможность, они смогут выйти из тени и начать работать.

Кроме того, надо помнить, что Николай Первый почти не проводил контрреформ. Он не вернулся к тому, что было до Александра Первого, и тут можно вновь провести аналогию с более известным советским «застоем», потому что, при всех бесчисленных недостатках своего правления, Брежнев все же не вернулся, к счастью, к сталинской системе, хотя и пытался отчасти возродить сталинский авторитет.

Если говорить о Брежневе и его периоде, то это, пожалуй, тоже был период созревания очень важных вещей. Но в отличие от николаевского времени, они созревали не благодаря Брежневу, не благодаря его ужесточающемуся курсу, а в значительной мере потому, что в хрущевский период общество успело выйти из сталинского спеленатого состояния. И поскольку не было повальных репрессий, поскольку не было ГУЛАГа сталинского масштаба, поскольку в определенных пределах допускалось разномыслие, общество постепенно готовило альтернативы на будущее.

Можно сказать, что в обществе определенная динамика все же была, а застой был прежде всего в партийно-государственной системе. Ситуация постепенно становилась все более сложной, внешняя политика – все более безумной, но зато в обществе постепенно созревали разумные силы. Появился довольно широкий слой людей, которых все это не устраивало, которые ощущали, что им не дают самореализоваться, что страна резко отстала, что надо что-то делать. Но никаких проектов и реальных планов тогда не возникало. Даже Сахаров был за конвергенцию советской и капиталистических систем, а Солженицын – за социализм, за обновленную Россию с человеческим лицом. Общество было настолько закрытым, настолько замкнутым, что только узкий круг людей имел доступ к информации, благодаря которой можно было понимать, что происходит на Западе и в мире в целом.