2666

Из тиража «Кожаной маски» удалось продать девяносто шесть экземпляров — немного, со смирением сказал Бубис, подводя итоги, но не прекращать же из-за такой малости поддерживать Арчимбольди. Напротив, в то время Бубису пришлось поехать по делам во Франкфурт и он, пользуясь случаем, отправился на день в Майнц, дабы нанести визит литературному критику Лотару Юнге, тот проживал в пригородном домике, рядом с лесом и холмами, домике, в котором слышалось пение птиц, — это показалось Бубису невероятным, ничего себе, тут даже пение птиц слышно, сказал он баронессе фон Зумпе, широко раскрывая глаза и улыбаясь от уха до уха, словно бы последнее, что он ожидал обнаружить в Майнце, — это лес и капелла певчих птиц, и двухэтажный домик с белеными стенами размером из волшебной сказки, то есть домик маленький, домик из белого шоколада с поперечными балками из дерева, словно палочками из черного шоколада, и окруженный садиком, где цветы казались вырезками из журнала, с абсурдно ровно стриженным газоном, и гравиевой дорожкой, которая скрипела под ногами, да так, что нервы или нервишки всякий раз будоражились, когда идешь по ней, и все расчерчено, как по циркулю с рейсфедером, по угольнику и компасу, так тихонько сказал Бубис баронессе, взявшись за дверной молоток в форме свиной головы, что висел на массивной деревянной двери.

Литературный критик Лотар Юнге лично вышел им навстречу. Естественно, их визита ждали, и на столе господина Бубиса и баронессу ждали печенья с копченым мясом, типичным для этой местности, и две бутылки ликера. В критике было по меньшей мере метр девяносто росту и ходил он по дому так, словно боялся удариться головой о притолоку. Он был не слишком толст и не слишком худ, одевался на манер гейдельбергских профессоров, которые снимают галстук лишь в очень интимных ситуациях. Некоторое время за аперитивом они говорили о нынешней панораме немецкой литературы — территории, по которой Лотар Юнге двигался с осторожностью сапера, дезактивирующего пехотную мину. Затем пришел молодой майнцский писатель с супругой и другой литературный критик — из той же газеты, где публиковал свои рецензии Юнге. На обед подали жаркое из кролика. Супруга писателя единожды открыла рот, и то, чтобы спросить, где баронесса купила свое платье. В Париже, ответила фон Зумпе, и жена литератора больше ничего не спрашивала. Лицо ее, тем не менее, с того мига несло на себе отпечаток всех горестей и печалей, что нанес ей город Майнц с момента своего основания и по сегодняшний день. Сумму ее гримас и ужимок, которая со скоростью света покрывала дистанцию между чистой досадой и направленной на мужа ненавистью — ибо в том она видела воплощение всех неблагородных, по ее мнению, людей, что сидели за столом, — заметили все, кроме другого литературного критика, по имени Вилли, тот изучал философию, писал работы по философии и надеялся когда-нибудь опубликовать философский трактат (человек трех профессий, скажем так), и это делало его совершенно неуязвимым для того, что выражало лицо (или душа) сотрапезницы.

По окончании обеда все вернулись в гостиную выпить кофе или чаю, и Бубис, с полного согласия Юнге, воспользовался моментом — ибо в его планы не входило оставаться в этом нервирующем игрушечном домике больше, чем нужно, — чтобы увлечь критика в сад на задней стороне дома, столь же ухоженный, что и на передней, но выгодно отличающийся большим размером, с него открывался более приятный, если это возможно, вид на лес, окружавший этот чуждый городской суеты пригород. Говорили они, прежде всего, о трудах критика, тот до смерти хотел опубликовать их у Бубиса. Издатель упомянул, пусть и в туманных выражениях, о возможности — та уже несколько месяцев обдумывалась — создать новую серию (впрочем, он осторожно не упомянул, какого рода эта серия будет). Затем они снова заговорили о новой литературе, которую публиковал Бубис и коллеги Бубиса в Мюнхене, Кельне, Франкфурте и Берлине, не забывая о давних и прочно устроенных издательствах Цюриха, Берна и возрождающихся издательских домах Вены. И тут же Бубис спросил, словно бы невзначай, что критик думает, к примеру, об Арчимбольди. Лотар Юнге, который по саду ходил с той же мерой предосторожности, что и под собственным кровом, поначалу лишь пожал плечами.

— Вы его читали? — спросил Бубис.

Юнге не ответил. Он обдумывал ответ, поникнув головой, полностью погрузившись в восхищение газоном, а тот, по мере того как они приближались к опушке леса, становился все более запущенным: на нем можно было увидеть палую листву и даже — подумайте только! — насекомых.

— Если вы не читали его, так и скажите, я попрошу прислать вам экземпляры всех его книг, — настаивал Бубис.

— Я читал, — выговорил наконец Юнге.

— И как вам? — спросил старый издатель, остановившись под каменным дубом, одним своим присутствием грозно утверждавшим: здесь оканчивается царство Юнге и начинается древесная республика.

Юнге тоже остановился, — впрочем, в нескольких шагах от дерева, — склонив голову, словно боясь, что ветка растреплет его редкую шевелюру.