28 сантиметров счастья

— Ты грустная, — замечает Гоша, помешивая кофе ложечкой, — тебе нужна помощь?

— Я пришла, чтобы тебе кое-что сказать, — произношу я, и бывший парень прекращает избегать меня взглядом: поднимает глаза, пристально рассматривая мое лицо. Дьявол. Говорить становится труднее, но я выдыхаю и нахожу силы продолжить, — спасибо тебе за всё, Гоша. Помощь мне не нужна, и мы, наверное, больше с тобой не увидимся.

— Что случилось, Диана?

— Ничего ужасного, если ты об этом, — я качаю головой, — просто я беру академический отпуск, а там…

Я замолкаю. Зачем я отмазываюсь? Академический отпуск тут не при чем. Настоящая дружба не рушится из-за этого.

— Ты и так все знаешь, Гош, — пожимаю я плечом, — я уже замужем и беременна, и спустя несколько месяцев моя жизнь здорово изменится. Мы больше никогда не сможем общаться, как прежде. Знаешь, ты оказался единственным моим другом, и я поэтому решила встретиться и попрощаться. Я бы хотела закончить все на хорошей ноте. Ты этого заслуживаешь.

Он молчит некоторое время, снова опустив взгляд на кофе. В окно начинает стучать мелкий дождь. Просто, мать его, идеальный день для таких грустных разговоров.

— Я тебе предлагал же вариант, — медленно произносит Гоша, — я могу найти способ, как тебя спрятать. Мы поженимся. Я приму твоих детей, как своих собственных. Ничего страшного. Поверь, я смогу заработать нам на жизнь. Позавчера мне предложили стажировку в одной хорошей компании. Когда я закончу институт, таких предложений будет больше. И зарплата…

— Гоша, — перебиваю я его, положив ладонь поверх его руки. Если, правда, кто-то это увидит — Рустам с меня спросит за этот жест. Но сейчас я хочу донести до своего лучшего друга, и бывшего парня, который по-прежнему готов ради меня на все, что он достоин лучшей жизни. Иногда для этого нужен такой простой физический контакт, — Гош…у моих детей есть отец. Не стоит жертвовать собой ради меня. Ведь однажды может получиться, что ты захочешь своих детей. А ничего уже не изменишь…

— Я вижу, как ты живешь, Диана. В каком состоянии ты мне звонила, в каком стостянии тебя увез твой муж. Зачем тебе эти криминальные разборки? — спокойно парирует друг, — по-моему ты достойна просто жить. Учиться… развлекаться, гулять спокойно по паркам. Мы бы поселились в квартире моей прабабушки и наводили бы там потихоньку уют. Конечно, это не Москва-Сити… но зато со мной спокойнее.

Несмотря на то, что после слов Гоши в душе селится какое-то тоскливое чувство, я нахожу в себе силы произнести:

— Вот я и хочу, чтобы ты делал это с девушкой, которую ты однажды найдешь, а не со мной. Ты хороший парень. А я — плохая девушка, — я криво улыбаюсь, — прости, Гоша, но я уже начинаю привыкать к своему мужу. У меня появилась симпатия, и, возможно, однажды я его даже полюблю. Я привыкла уже так жить. Поэтому я не собираюсь уже ничего менять…

Друг скептически и грустно вздергивает уголок губ в ответ на мою реплику.

— Хорошо, что ты мне не врешь. Лучше так. Чем идиотские отмазки в духе «ты хороший, но достоин лучшего». Твое умение говорить иногда честно мне всегда нравилось, Диан, — Гоша достает из кармана пару бумажных купюр и кидает небрежно их на столик, а потом поднимается.

Он окидывает меня взглядом. Сверху вниз, медленно, словно стараясь запомнить. Может, правда, мне так только кажется.

— За тобой присматривают, — внезапно произносит Гоша, — разговора по душам не выйдет, да и не нужен он особо, если ты все решила. Я по-прежнему учусь в том же институте, а мой номер телефона ты помнишь наизусть. Ты всегда можешь обратиться, если нужна будет помощь. Будь счастлива, Ди. И прощай.

Он разворачивается и уходит из кафе.

Я провожаю взглядом удаляющую худую и угловатую фигуру, чувствуя, как слезы собираются и начинают жечь под веками. Мне снова кажется, что я обрываю все ниточки, связывающие меня с прошлой жизнью, как и пять лет назад. Только тогда я это делала, потому что была несчастна.

А сейчас мне больно расставаться с теплым и уютным прошлым.

* * *

— Какого хера, цыпа? — интересуется Камиль, когда я сажусь в его машину и начинаю всхлипывать, уткнувшись лбом в спинку сиденья, — ты чего слезы льешь? Мне донести Рустаму, что твой дружок тебя обидел? Или догнать его и свернуть шею?

— Не вздумай, — вырывается со стоном у меня, — Гоша тут не причем. Мне просто грустно. Моя жизнь меняется. У меня не осталось друзей.

— Все, что не делается — то к лучшему, — скептически произносит Камиль, — мне лет тринадцать назад сказали про рак, и дали максимум год. Я решил немножко оторваться, прежде чем сдохнуть. Начал с коллекционирования оружия, ну и… Нормально все дальше вышло. Сейчас с тобой болтаю. До сих пор. А так, может быть, уже бы умер от инфаркта на прошлой работе. Она была несколько нервная.

— Боже, — я вытираю слезы и отлепляюсь от спинки сиденья, удивленно глядя на маньяка, — ты говоришь об убийстве тех четверых людей? Серьезно считаешь, что это можно назвать словом «немножко оторваться»? Ты ужасен. Теперь я думаю, что лучше бы ты…

— Замолчи, пожалуйста.