28 сантиметров счастья

Самое страшное — что я и не жду от нее уважения. Или понимания. Я сама знала, на что иду. Но сейчас мне бы хоть глоток спокойствия, и ее появление перекрывает мне воздух. Я изображаю вежливую улыбку и опускаю взгляд вниз. Почему Рустам мне не рассказал, как стоит себя вести? Ничего об этом не знаю.

— Здравствуй, Диана, — мелодичным голосом произносит женщина, заходя в комнату, — не отвлекаю тебя?

— Нет, что вы, — мотаю коротко я головой.

— Ты и вправду очень красивая. Особенно сегодня, — она внезапно улыбается, подходит и проводит ладонью мне по плечу словно пытаясь расслабить, — переживаешь? Все через это проходят. В твоем положении нельзя много волноваться, поэтому сядь лучше и посиди. Выпей воды. Могу попросить принести тебе поесть.

Я хватаюсь инстинктивно за живот. Неужели заметно мое положение? Нет, не может быть. Платье не облегающее, специально подбирали такое.

Я молча и послушно опускаюсь на диван, а мать Рустама ставит рядом со мной две красивые подарочные коробочки.

— Не переживай, — произносит внезапно она, видимо, заметив мое испуганное выражение лица, — я все знаю. Только я и отец Рустама. Не думай об этом, Диана. Все проходящее, важнее всего сейчас здоровье детей. Я потеряла второго сына и больше всего боялась, что и с Рустамом что-нибудь случится…. — она тихо и эмоционально произносит что-то на незнакомом языке и вздыхает, — а потом моя первая невестка потеряла ребенка из-за переживаний. Пришло время нам пожить спокойно. И мне, наконец, увидеть внуков. Отвлекись немного и посмотри, что мы тебе подарили.

В горле встает комок после ее слов. Я пытаюсь вежливо улыбнуться, но губы вздрагивают, а слезы сами по себе наворачиваются на глаза. Нет, нет. Надо сглотнуть этот ком переживаний и просто выслушать ее. Но сколько бы я не делала судорожных попыток успокоиться — не выходит.

— Ты плачешь? — внезапно мать Рустама удивленно заглядывает мне в лицо, а я изо всех закусываю нижнюю губу, — Диана, я же сказала, что нельзя. Сделай просто вид, что ты грустишь. Плакать по-настоящему сейчас не надо.

Сказал ли им Рустам о том, чья я дочь? Даже если не говорил, то наверняка они видели по телевизору. Все новости кричали о нашей свадьбе.

— Простите. Я понимаю, что вы думаете. Мне очень жаль, что так вышло с братом Рустама. Я даже не знала, что… — признаюсь сдавленно я, а она внезапно останавливает меня жестом.

— Я же сказала — сын ввел нас в курс дела. Полностью. Ты не можешь отвечать за грехи человека, который тебе даже отцом не был. Будем считать, что ты сирота, если всем от этого станет легче. До церемонии еще два часа, а ты уже одета. Не устанешь так ходить?

— Я нервничаю, — признаюсь я, — мне кажется, что я могу не успеть одеться и всех задержать.

— Успеешь. Тебе же помогут. Отчего ты нервничаешь?

— Рустам объяснил мне, что будет происходить и что я должна делать, но… боюсь, что все вылетит у меня из головы.

— Твой муж будет рядом с тобой. Потом я. Неужели не подскажем? Справишься ты со всем, Диана. Глупую бы девушку мой сын в жены не взял.

Несмотря на то, что она просто явно старается меня поддержать этими словами, в них я чувствую еще и плохо скрытую гордость за Рустама. И, честно говоря, завидую ему. Мой экс-отец никогда не отзывался так о своих детях. Обо мне — ни единого хорошего слова. Над Мирославом же он, словно коршун распахнул свои крылья и помыкал им, как хотел. Для него важнее было послушание. Никогда я не слышала, чтобы он как-то похвалил своего сына. Он был для него просто «наследником» и мужчиной — и всего лишь эта мелочь была поводом возвысить его над другими.

Женщина выпрямляется, и я поднимаю на нее взгляд.

— Пойду встречу гостей — поясняет она спокойно, — вижу, ты все равно нервничаешь в моем присутствии. Я не стану обижать тебя. Побудь в тишине.

И она уходит, оставив меня одну.

А у меня все никак не выходит из головы ее слова про первую невестку. Бедная девушка. Потеря ребенка и мужа — это огромная трагедия. И ничем уже ее не исправишь, не забудешь никогда это горе. А знали ли они о первой жене Рустама? Которая тоже погибла из-за ужасной глупости.

Слишком много людей страдает из-за чьих-то амбиций.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Напоминание об этих смертях заставляют меня выдохнуть и взять себя в руки. Я сейчас должна успокоиться и заботиться только о себе. Быть сосредоточенной. Или я доведу себя до чего-то страшного.

Неважно, если я вдруг опозорюсь на церемонии. Лучше позор, чем забыть о здоровье малышей.

Я открываю одну из коробочек и ахаю. Там лежат симпатичные серьги. Очень красивые. Я бы надела их прямо сейчас, но… похоже, мне придется в будущем проколоть уши, чтобы не расстраивать свою свекровь, и чтобы эта красота не лежала просто так.

В другой коробке лежит сумочка. Нежного, пыльно-розового цвета. Я кручу ее в руках, понимая, что эти люди не оставляют мне выхода, и придется задуматься о своей женственности. С тем безобразием, в которое я одевалась раньше, такие вещи не будут сочетаться.