28 сантиметров счастья

— Ты жил на улице? — в шоке выдыхаю я. Несмотря на жаркий день, мне становится зябко от рассказа маньяка. В восемь лет пытаться выживать таким образом… что случилось с его семьей?

— Какое-то время. Прячь оружие и топай за мной. Поболтаем потом.

Он решает закончить разговор, оставив вопросы, которые роятся в моей голове, без ответа.

Я начинаю немного больше понимать его. Смотрю пристально в спину человека, которого называю маньяком, и что-то мерзкое, темное, лениво ворочается в груди. Сочувствие, которое не хочу к нему испытывать. Более бредовое — ощущение близкой, почти родственной души. Как маленькая связь, метка, которая появилась после его короткого рассказа. Мне далеко до того, что он пережил в детстве. Он бы посмеялся над моими мыслями, сказав, что я еще обласканная судьбой девочка. Однако, у нас есть что-то общее. Нас не любили родители. Наверное, он тоже не раз задавался вопросом «почему?», когда видел нормальные семьи, случайно ловил взглядом на улице картинки, где взрослый проявлял тепло к своему ребенку.

Я прохожу вслед за Хирургом в тесный переулок, за железные ворота. Мы заходим с торца старенького здания, маньяк открывает дверь под железным навесом и жестом приглашает внутрь. Я поднимаюсь по ступенькам. Делаю шаг. Под ногами хрустит бетонная крошка. Стены голые, окна забиты. Страх внезапно колет сердце. Это место вряд ли подходит для задушевной беседы.

— Не трясись, цыпа, — внезапно обжигает шею дыхание Хирурга и я едва не подпрыгиваю от неожиданности, — Тебе опасность не грозит.

Эпизод 51

Я медленно поворачиваю голову и смотрю на него из-за плеча.

— Сложно поверить, если честно. Это развлечение, которое хотел мне устроить Рустам или твоя импровизация?

Он криво улыбается. Но ответ я не получаю.

Дьявол. Голову пронзает сильная боль, на самом пределе терпения. Словно в мозг огромной кувалдой вбивают раскаленную докрасна арматуру. Все подергивается серой дымкой. Расплывается и стремительно отдаляется. Словно кто-то свыше поставил эту сцену на паузу и решил закончить фильм.

Хирург пропадает в темноте, где я чувствую себя одинокой.

Целая вечность проходит. Потом я моргаю и открываю глаза уже в другом месте. Словно кто-то выдрал меня из забытия. Надо мной знакомый белый потолок с лепниной. Тишина едва ли не звенит, только на руке тихо сжимается тонометр, качая воздух в манжету.

Господи. Сердце сжимает боль, что дышать становится трудно. Едва проглатываю этот спазм и умоляю слезы не литься.

Потом медленно закрываю глаза обратно.

Знаю, где я. Ублюдок. Мразь. Тварь. Тысячу слов могу подобрать сейчас этому человеку.

— Глаза открой, Диана, — слышу я голос отца, — можешь не притворяться мертвой. Добегалась.

Я молчу какое-то время. Хорошо, что в этот раз мне не отбило напрочь память, как это было с Рустамом. Хотя могло бы. Частично я могу восстановить картину событий, которая случилась после нашего разговора с Хирургом, но потом полный провал. В принципе, меня мало волнует, что было после. Самое главное я помню. Я пообещала себе запомнить, прежде чем отрубиться. Поклялась.

Помню, как после слов маняька что-то вспыхнуло рядом. Как меня отшвырнуло ударной волной. Входную дверь снесло напрочь. Плечо, которое обожгло, до сих пор болело. Голова тоже, потому что в тот момент я ею хорошо приложилась об кирпичную стену. Тогда у меня пошла кровь из носа.

Потом начался ад.

Я пыталась уползти и забиться в угол, потому что словно сквозь вату в ушах услышала выстрелы. Могла выхватить только кадрами, что происходит. Что маньяк пытался отбить нас. Как моя ладонь внезапно вместо бетонной крошки на полу впечаталась во что-то мокрое и липкое и я закричала, понимая, что это кровь.

Я надеялась, что этот кошмар закончится. Что мы сможем уйти, я смогу пережить этот ужас и больше никогда не выйду из дома Рустама. Куплю кулинарные книги и буду учиться готовить. Целыми днями. Плевать, где. В его проходном дворе или в доме. Уже неважно.

Надеждам не суждено было сбыться. Хирург сделал все, что мог. Но тех, кто на нас напал, оказалось слишком много.

— Сидеть, сука, — тяжелый ботинок с силой прижал меня к полу, и я замерла, в панике сжавшись и обхватив живот руками, защищая его. Молясь, чтобы меня не начали бить. Все, что я могла выхватить взглядом, который словно мутной пленкой подернулся — это людей с оружием и Хирурга, залитого кровью, который сидел на полу, опустив голову и приложив руку к плечу.

— Камиль, уебок, — услышала я рычащий голос, и удар ногой. Зажала рот, чтобы не закричать и почувствовала, как слезы льются по щекам, — ответишь, сука. За всех, кого положил. Я с тебя шкуру спущу. Медленно. По полоскам сдирать буду.

— Давай, — бросил Хирург. Хрипло и издевательски засмеялся. Безумец. Провоцировал. Зачем? Они же могли убить нас, — начинай. Жду, когда я с тобой наедине останусь. Ты хоть знаешь, что с тобой Садаев сделает за беременную бабу? Он тебе кишки выпустит. Через глотку их вытащит. Долбоеб.