280 дней вокруг света: история одной мечты. Том 2

Я было открыл рот пошутить, что сейчас высажу, но быстро осекся и понял: не время, сейчас пропущенное извержение вулкана может меня догнать. Поэтому просто подбодрил девушку и пообещал, что скоро доедем. Наверное, Таня своим напряжением так сильно наэлектризовала пространство, что мы практически сразу же нашли, что искали. Когда цифры на одометре перевалили за пятьдесят километров этой жуткой дороги, в прямом смысле слова серой зоны, а мысль развернуться уже не казалась такой неправильной, я наконец увидел вдалеке что-то похожее на здание. Прищурился, пытаясь разглядеть очертания, и сильнее вдавил в пол педаль газа, чтобы скорее приблизиться к цивилизации. «Йес! Это все-таки граница. Ура! Но почему же такой огромный буфер между двумя странами?»

Пока пограничники проверяли наши паспорта и ставили штампы, я раскрыл секрет последнего часа нашей жизни. Мы не попали ни в какой портал и не выпали из реальности. Оказалось, что этот национальный парк — просто ничейная приграничная зона, которая не принадлежит ни одной из стран. Это все равно казалось странным, но уже многое объясняло.

С первого взгляда стало заметно, что в экономическо-инфраструктурном плане Аргентина пасует и выглядит беднее, чем Чили: сразу же испортилось покрытие дорог, вдоль них ветхо выстроились уставшие здания с облупленной штукатуркой, да и в целом слегка повеяло нуждой.

Причина достаточно банальная и повсеместно встречающаяся во многих странах не только Южной Америки, но и Азии — Аргентина непозволительно долго болталась в социализме, в то время как Республика Чили быстренько сообразила и стала двигаться по западному пути. Спустя почти полгода такое же наблюдение застанет меня на границе Таиланда и Мьянмы — и я снова удивлюсь тому, насколько непохожими могут быть соседи.

В остальном самая северная часть Патагонии — макушка Сан-Карлос-де-Барилоче — радовала яркой природой и невероятными формами скал, покрытых густым темно-зеленым мхом, что после увядшего леса на стыке стран выглядело каким-то оазисом, встретить который ты уже и не надеялся.

Спустя несколько часов пути горы остались позади, рельеф начал превращаться в огромные пыльные долины, разрезанные только тонкой полоской дороги, по которой мы ехали. Так вот ты какое, настоящее сердце Патагонии!

Жюль Верн как всегда точно описал этот кусок планеты арауканским термином «пампасы», что означает «равнина трав». И правда — все эти прерии были полностью устланы зарослями мимозы, пробившейся сквозь желтую глиняно-песчаную породу.

— Ни Бога, ни властелина! — выкрикнул я знакомую с детства фразу, принадлежавшую Кау-Джеру, одному из моих любимых героев Жюля Верна. — Теперь я хорошо понимаю, почему именно так он говорил об этом месте!

Хоть Танюха и искренне старалась изображать, что ею овладел дух авантюризма и ей не терпится поскорее испытать на себе все тяготы и лишения настоящего исследователя, было видно, что ей непросто давался мой темп и некомфортные условия. Все, что мне досталось от чилийского рентала, — разбитый «Хюндай», который трясся и гремел всю дорогу, и он вызывал у нее если не сильную мигрень, то явное отторжение. Она постоянно пыталась отыскать в нашей развалине привычные фишечки белоснежного «Рейнджа» с кожаными сиденьями и каждый раз оставалась разочарованной.

— Фу-у-у, тут даже воздух из кондиционера какой-то тухлый идет. Чувствуешь? Горьким старым маслом воняет. Дышать невозможно. Останови машину!

— А как ты вообще столько времени сам за рулем? У тебя нога не отваливается еще на педаль постоянно давить? Даже у меня ноги затекли! Ну, долго еще ехать?

— Сколько можно этот скрип колодок слушать? Включи хоть музычку!

И еще миллион вариаций того, как маленькая девочка могла бы старательно исполнять и капризничать перед папой, чтобы он купил ей мороженое или хотя бы взял на ручки. Но я просто ехал с застывшим лицом, ни единым мускулом не реагируя на эти выкрутасы.

Хотя в отношении машины я был с Таней солидарен: меня тоже раздражало, что при наборе скорости до несчастных 110 км/ч ее уже начинало трясти так, будто мы заходили в вертолете на тяжелую посадку. Бардачок постоянно предательски открывался, и все содержимое обязательно вываливалось Тане на ноги, оставляя пятна на дорогущих новых джинсах, специально купленных «в поездку», что каждый раз приводило ее в бешенство. Внешний дискомфорт меня не беспокоил, а вот технические возможности автомобиля — даже очень. В пустынной бесконечной Патагонии, где заправки встречаются одна на 300–400 километров, а бачок бензина рассчитан на 40 литров, максимального хода машины в 300 километров могло просто-напросто не хватить. Я понимал: если мы где-то встанем, не факт, что за целый день мимо нас проедет хоть кто-то, а тем более готовый помочь. Поэтому максимально экономил топливо, но избежать грани фола так и не удалось.