29

Мы попали в пробку. Как и во время всякого бездействия, эта дорожная закупорка казалась мне бесконечной, я смотрел на часы с той же периодичностью, с которой взрываются фанфары на заставке 20th Century Fox, но с грустью обнаруживал, что стрелка на часах еле движется. Глубокое параноидальное ощущение того, что из-за нерасторопности всех тех людей, которые слишком медленно переходят зебру, и тех, кто слишком медлят во время езды, я непременно опоздаю, съедало меня. Но ещё сильнее угнетала абсолютная беспомощность; всё что я мог – ждать. И потому как уснуть я более не был в состоянии, дабы обмануть всякую тревожность и телепортироваться сразу к месту назначения, мне ничего не оставалось, как начать глазеть на своих попутчиков. Кого только не находилось на этой малюсенькой территории в почти 11 квадратов: высокая с острыми чертами лица брюнетка в меховой шубе; рядом ещё одна женщина пониже, прижимающая к себе не то сына, не то дочку; несколько эмигрантов, может, из Узбекистана, или из Азербайджана, или же из Туркменистана, а то и вовсе откуда-то ещё (установить этого я не сумел), но один был явный азиат; старый мужчина, который, если бы не был зажат со всех сторон, повалился бы наземь. И это только те, кого я заметил, едва взглянув. Чем больше я изучал, тем больше разнообразия находил. Удивительное место – только здесь могли встретиться представители стольких этносов в такой незначительной концентрации; пожалуй, если бы южно- и североамериканские, да, впрочем, и любые другие канувшие в лету цивилизации сохранились до наших дней, они бы точно очутились тут. Однако, мне удалось подметить обилие не только представителей всевозможных национальностей и рас, но и представителей определенной возрастной группы – стариков. Не очищайся морозным зимним воздухом салон, их присутствие выдал бы характерный запах – запах старости, – запах, не сводящий с ума только альфонсов-геронтофилов. Воистину, стариков было особенно много, причём это не прецедент: сколько ни езди по утрам, именно их каста всегда превалирует среди всех прочих. Раньше я часто задавался вопросом: «Куда они всё время едут?». Я мог провести целую поездку, только прокручивая в голове всевозможные варианты от похожих на правду вплоть до самых фантастических, по типу: армия стариков собирается в неизведанном месте и отражает нападение тёмных сил из другой реальности, или же они повторяют задумку бойцовского клуба и в потемках лупцуют друг друга. В сущности, я до сих пор не обрёл ответа на этот животрепещущий вопрос, но я и перестал об этом думать, включив эту загадку в тот список, который, по Канту, нам не суждено понять. Скорее всего, я узрю ответ лишь постарев. (Старики, ровно, как и дети, отличались от людей, а именно от homo sapiens: они являлись представителями нового вида, особенность коего определялась не морфологией тела, но морфологией души. Глобальная же разница между ними для нас в том, что детей мы воспринимаем как tabula rasa2, который интересен каждому, покуда на нём можно оставить свой отпечаток; старики же являются листом, на котором вовсе не осталось места, поэтому никому он уже не нужен.) Также я заметил, что представитель homo senex3 в силу своей физической немощности в большинстве случаев проигрывает в битве за очередь, и это вынуждает его надеяться на то, что кто-то уступит ему место, а если такого не происходит, то он начинает сверлить взглядом наиболее молодых седоков, копошась в их памяти, вытаскивая наружу все те установки об уважении к старшим, коими их наградили родители и общество (паттерн мышления всех стариков одинаков). Но коль уж представителей homo senex было слишком много, им приходилось тренироваться в искусстве «взывания к совести», ведь мест на всех не хватит, из-за чего я порой наблюдал поистине мастерские выкуривания людей с сидений. На меня же подобное не работало, напротив, у меня вызывала омерзение всякая наглость с их стороны; – поток чистого неконтролируемого эгоизма, стоящего над сознанием, – вот, как я охарактеризовал бы их поведение. Ведь даже без прямого посягательства на чужой комфорт глубоко в душе они надеются, что люди добровольно от него откажутся в их пользу.