3.Недели по Троице 1-17

Можно ли допустить что-нибудь случайное в жизни и учении Христа Спасителя, когда они были предвидены и предопределены прежде сложения мира, от самой вечности. Образный способ учения Христа Спасителя был предуказан еще в Ветхом Завете, наравне со всеми другими чертами Его личности и событиями его жизни. "Внемли, народ Мой, закону Моему, приклоните ухо ваше к словам уст Моих:" так еще устами древнего псалмопевца, призывал Мессия к слушанию Своего учения. "Открою уста мои в притче, и произнесу гадания из древности" (Псал. 27:1–2). Поэтому Святой Евангелист Матфей, изложив в своем Евангелии одну из бесед Христовых, замечает: "все сие говорил Иисус народу притчами и без притчи не говорил им, да сбудется реченное через пророка, который говорит: отверзу в притчах уста Мои; изреку сокровенное от создания мира" (Мф.13:34–35). И так, не случайна была образная речь в устах Христа Спасителя: она была предсказана и и была необходима в устах Его, как один из признаков, по которому первоначальные слушатели Его учения умели узнавать в лице Его обещанного Богом Учителя мира, посланнаго в мир, чтобы возвестить людям сокровенные мировые тайны.

Правда, Иисус Христос не первый говорил притчами. Образным языком и до него говорили священные учители народа израильского: пророк Нафан, обличавший причей преступление Давида, раненый пророк времен Ахава, пророки Исаия, Иеремия, Иезекииль, Осия, Михей. Даже простые люди выражали свои мысли притчами, как, например, Иоафам, сын Гедеона, женщина фекоитянка времен царя Давида. Кто не знает, в частности, имени царственного мудреца народа израильского, который изрек три тысячи притч и сложил тысячу песней, наполнив всю землю, и которому отдаленные страны удивлялись "за песни и изречения его, за притчи и изъяснения их" (Сирах. 47:17–19[1000]). Но с другой стороны, ни один из древних пророков не сделал притчу преимущественным способом обучения народа, как это было у Господа, а тем более никто из них не влагал с такой легкостью и художественным изяществом в образный рассказ такого глубокого содержания, какое заключают в себе притчи Христа Спасителя.

В самом деле, что такое притчи самого Соломона в сравнении с притчами Христа Спасителя по форме и содержанию, как не краткие, более или менее замысловатые или даже простые изречения, редко возвышающиеся своим содержанием над уровнем простого житейского опыта, наблюдательности и благоразумия в узких пределах общественной и частной жизни народа еврейского. "Сын мой! внимай мудрости моей, и приклони ухо твое к разуму моему, чтобы соблюсти рассудительность" (Прит.5:1), такова цель и задача притчи. "Бойся, сын мой, Господа и царя; с мятежниками не сообщайся, потому что внезапно придет погибель от них, и беду от них обоих кто предузнает? (Прит.24:21–22). В светлом взоре царя — жизнь, и благоволение его — как облако с поздним дождем. (Прит.16:15) Кто найдет добродетельную жену? цена ее выше жемчугов (Прит.31:10). Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и — безрассудная (Прит.11:22). Неодинаковые весы, неодинаковая мера, то и другое — мерзость пред Господом (Прит.20:10)."

Вот в кругу каких предметов, хотя и не исключительно, вращается ветхозаветная притча. Мои слушатели видят, что она легко обходится без полной образной формы. Но Тому, Кто более пророков и священных учителей народа Божьего, более Ионы и Соломона, притча была необходима для выражения высочайших и глубочайших истин Его божественного учения, истин настолько высоких и глубоких, что они называются тайнами сокровенными от веков и родов в Боге. Она становилась в устах Его плодом не только божественной наставнической мудрости величайшего из учителей, но и делом Его беспредельной любви к редким для другого учителя ученикам, рыбакам, пастырям, садовникам, мытарям, женщинам, вообще народу слепому, темному, который даже его ближайшие учители фарисеи проклинали за неведение.