Друзья! Бойтесь сделать кому какое зло, — остерегайтесь говорить и делать то, что может отозваться большим вредом для ближнего вашего, — бойтесь воспользоваться собственностью другого хитростью ли, обманом, или другим образом, — избегнете суда человеческого, но не избегнете суда Божьего, — бойтесь даже и малое что присвоить себе неправедно, — за все ответим перед судом Божьим. Преподобный Василий Новый, явившись одному утаившему найденную вещь, и показывая разбитый глиняный сосуд, сказал: если и такую вещь кто похитит, ответит на суде Божьем за нее вчетверо. Особенно убоимся собственное благосостояние созидать на несчастьи другого. Непрочно то благосостояние. Будем лучше вести себя таким образом: свое отдадим другому вместо того, чтобы себе присваивать чужое, — пусть лучше нас обидят, чем мы кого-нибудь обидим, — лучше мы пострадаем, чем от нас другие будут страдать. Вообще, будем стараться жить с пользой для других, пользу приносить и душевную и телесную, приносить всем, чем можем, чем наградил нас Господь — и умом, и знанием, и опытностью, и богатством и положением в обществе. Всем будем вся — кому советниками, кому утешителями, кому защитой, кому другого рода помощниками. Так учил делать Иисус Христос. Так поступали Его апостолы. Так будем поступать и мы. Совесть наша будет спокойна, душа непорочна, — благословение Божье будеть почивать над нами, и счастливые и довольные здесь мы с надеждой на счастье вечное перейдем и в жизнь вечную.
Царство Божье по изображению его в притчах Христа Спасителя.[999]
(Беседа I. Притчи Христа Спасителя, как образец Божественной наставнической мудрости и типичное выражение основной идеи Его учения. Общий и главный предмет притч).
Кто из читателей еще ребенком сидел на школьной скамейке, кто хотя по временам заглядывает в другую высшую христианскую школу — Святой храм Божий, кто хотя изредка читает книгу Святого Евангелия, этот единственный и неизменный учебник святой веры и жизни, тому не может быть вовсе не знакомо евангельское слово "притча" и не может быть чуждо некоторое понятие о ней. "
И вслед за этими словами мы слышим из уст Божественного Наставника Христа саму "притчу" — рассказ о том, как, например, "сеятель" выходил в поле сеять семена, и при посеве семена падали у него то на худую, то на хорошую почву, там пропадали, а здесь давали земледельцу хороший урожай, или — как "рыбаки," наловив рыбы и усевшись на берегу, сортируют ее, отбрасывая прочь никуда негодную, или — как один богатый хозяин насадил у себя и устроил "виноградный сад," но недобросовестные и злые управляющие в отсутствие хозяина вздумали завладеть садом и даже убили хозяйского сына, чтобы сад не достался ему, или — как царь устроил "богатую вечерю" — большой званый ужин для гостей, но званые гости под разными предлогами не пошли на пир и быть на нем удостоились нищие, хромые, слепые и убогие, или — как бедная женщина, потеряв единственную у нее монетку, с беспокойством и тревогой осматривала все углы и перебирала все вещи своего скромного домика и необыкновенно "обрадовалась," когда наконец нашла свое потерянное "сокровище," или — как немилосердный слуга, только что получивший полное прощение своего неоплатного долга от своего милосердного царя, немедленно отыскал своего собственного должника и не только не простил ему своего долга, но начал немилосердно душить его и намеревался заключить его в тюрьму. Вот эти знакомые нам с детства, дышащие простотой и необыкновенным изяществом евангельские рассказы, называемые "притчами Христа Спасителя." Но кто не видит, что это только форма, "внешняя" сторона притчи.
Нужно ли говорить, что живописные евангельские рассказы, родившись в величайшем уме Божественного Наставника людей, под простой "изящной" оболочкой несомненно должны заключать в себе внутренний глубокий и спасительный смысл, что рассказами о земледельцах, рыбаках, виноградниках и т. п., Иисус Христос учил Своих слушателей не земледелию, не рыбной ловле или домашнему хозяйству, для чего достаточно обыкновенного учителя, а высочайшим и глубочайшим истинам Своего божественного учения, — что именно эти святые истины и составляют самое зерно притч, завитое в оболочку рассказа, в "золотые ткани" колоса, по выражению поэта (Кольцова "Песня пахаря"), в изящную оболочку рассказа.