И если мы хотим это сделать, общие рекомендации, конечно, здесь не помогут. У каждого из нас своя история, и потому рекомендации специалиста должны быть индивидуальными. Однако знание причин наших психологических проблем, о чем мы и ведем речь в книгах серии «Карманный психотерапевт», — это уже, как минимум, половина дела. Сейчас я попытаюсь сформулировать некоторые, на мой взгляд, очень важные положения, касающиеся чувств тревоги и неуверенности. Понимаю, что мне не удастся ответить на все вопросы и помочь каждому из моих читателей, но все же мы продвинемся чуть дальше уже сделанной нами половины дела.
Невротик похож на человека, который смотрит ввфх на Б(та, дает ему мудрые рекомендации, а потом доверчиво ожидает, как Господь будет в соответствии с этими его советами управлять им. Он распят на кресте своей фикции.
Возможно, весь предыдущий разговор кажется недостаточно конкретным, слишком общим. Я вынужден за это извиниться, но, поверьте, иначе он бы вообще не получился. Передо мной стояла задача обозначить сам факт проблемы, а вовсе не описать все возможные варианты и нюансы ее проявления. Это нереально, да я и не особенно-то верю каким-либо классификациям (они способны выполнить лишь техническую функцию, но не более того). Однако же главная причина избранного мною образа повествования в другом — проблема, о которой мы говорим, едина для всех нас по своей сути, но при этом в жизни каждого человека она приобретает особенные черты. Поэтому я и сконцентрировал свое внимание на самом факте проблемы, а не на отдельных ее деталях. Сейчас я попытаюсь, впрочем, разложить все по полочкам. И полочек этих, как я полагаю, три: наша глубокая внутренняя тревожность, наше недоверие к другим людям и собственная неискренность и, наконец, чувство одиночества и сострадание самим себе.
Основная проблема человека, насколько я вижу, мысленно просматривая свой психотерапевтический опыт, заключается в феномене тревоги. Но она — наша тревога — отнюдь не однородна. Сейчас же речь идет только о самой глубокой, самой потаенной ее части.
Мы живем так, словно бы не верим в свои силы, словно бы в любой момент все может обвалиться, рухнуть, что нам не на что надеяться, не во что верить. И именно поэтому в нас силен страх смерти, именно поэтому нам так хочется найти нечто, во что можно верить всем своим существом, именно поэтому мы всю жизнь ищем человека (или подсознательно надеемся найти), который бы понял нас целиком и полностью, который любил бы нас за то, что мы есть.
Этим человеком является наш «подсознательный родитель». Не тот, который имелся (или имеется) у нас в наличии, а тот, каким он был по нашему восприятию до тех пор, пока нам не исполнилось три года. По сути, этот виртуальный, подсознательный родитель — не кто иной как бог. Быть может, это звучит парадоксально, но все же давайте поразмыслим над этим утверждением. Итак, мы ждем того, кто примет нас такими, какие мы есть, при этом он будет к нам несказанно добр и потому беззаветно любим нами. Чем не бог — любящий, любимый и всепрощающий?
Теперь дальше. Он — это искомое существо — должен оберегать нас (или, иначе говоря, мы должны чувствовать себя с ним абсолютно защищенными), давать нам ощущение свободы (а точнее сказать — уверенности в том, что наши поступки лишены риска). Нам остается вспомнить заветное «спаси и сохрани!», а также гарантии «счастия небесного» взамен на преданную и беззаветную любовь. Иными словами, мы ждем от него вечной жизни. Ну бог или не бог? Я думаю, что бог.
Наконец, он — этот искомый — должен быть тем, в кого хочется верить, чью безраздельную щедрость и непогрешимость хочется ощущать. Причем даже слово «вера» не кажется здесь вполне подходящим, оно недостаточно весомо. Ведь нам хочется даже не верить, а знать, то есть испытывать ничем не омраченную, непререкаемую уверенность, «сознание факта». Мы хотим не только того, чтобы это наше знание было лишено сомнения, нам хочется, чтобы у нас не было бы даже самой возможности усомниться — «абсолютное сознание». И так можно верить только в бога, которого ты ощущаешь всем своим существом.
Все это было в нашем младенчестве, а если и не в младенчестве, то хотя бы в утробе нашей матери, но было, и было обязательно. Потом это ушло безвозвратно, мы сначала усомнились, потом разуверились, наконец, поняли, что заблуждались. Все, на что мы надеялись, все, что казалось нам незыблемым и несомненным, пало и разрушилось. Из Рая мы попали в Ад, и миг этого падения стал нашим великим испугом, след от которого шлейфом тянется по всей нашей жизни.