30 чашек кофе

Она улыбнулась — непередаваемое ощущение передачи её улыбки его губам.

— Паш, — прижалась щекой к щеке, руки же обоих сомкнулись на ручках пакета и картонной подставке, — не могу от тебя удержаться. Слышишь, как сердце стучит? И твоё… Может, мне пока не приходить и не провоцировать вдобавок к ушибу двойной перелом рёбер?

— Приходить, — он потёрся об её скулу, — и провоцировать, только курс на поправку.

— Тебе же больно, — она не замечала, что они стоят практически на лестничной площадке.

— Больно, — он не стал врать и притворяться, — но за каждое твоё прикосновение я вовремя пью все таблетки, за каждый твой поцелуй я терплю уколы и прибью травматолога, если дыхательная гимнастика не даст действенный результат. Ты стимулируешь меня восстанавливаться, если не быстрее, то регулярно. Я хочу тебя обнять, крепко, прижать к себе, поднять, унести и спрятаться ото всех. Пусть сейчас я не могу этого сделать, чтобы не раскряхтеться, как старик. Но не видеть тебя и совсем не касаться — ещё более мучительно, — он перевёл дух.

— Я предложила, но сама уже не могу оставаться от тебя вдалеке, — она посмотрела ему в глаза. — Я принесла двадцатые и премиальные чашки, испекла вкусняшки. А с тебя, — она слегка сдавила его подбородок, — двадцать праздничных необычных поцелуев.

Он сорвал с её губ ещё один, прежде чем она обогнула его и зашла в квартиру.

— Приветственные не считаются, кстати, — она скинула балетки. — Так что на старт, внимание, марш!

Он громко причмокнул. Она вопросительно оглянулась. Он ухмыльнулся.

— Это вместо выстрела. Тоже не считается.

Трубочки! Поленницей. С нежной золотисто-коричневой варёной сгущёнкой. Её руками. Из её рук. Одну на двоих, откусывая каждый со своей стороны и завершая сладким поцелуем в середине. Кофе на брудершафт с горячим завершающим поцелуем по обычаю. Поцелуй по очереди всех липких пальчиков, от которых совсем не хочется отлипать. Пульсирующий поцелуй в такт трепещущей венке на запястье. Она отходила, едва он начинал морщиться, пересаживалась, освобождая место вытянуть ногу, щурилась, услышав судорожный вдох, и умудрялась окружать его своим присутствием.

Настя отошла к окну, задумчиво глядя на раскинувшийся внизу парк. Павел вышел из ванной, подошёл к ней сзади и провел рукой по её волосам. Она подхватила его под руку, подвела к дивану. Пока он усаживался, сама расположилась в кресле напротив.

— Паш, ты мне очень важен и очень дорог.

Он напрягся.

— Настя, я могу сказать, что это взаимно, но ты и сама знаешь. Только такое вступление…

Она улыбнулась, показывая ему замолчать.

— Выдохни, всё в порядке. Именно потому, что ты мне важен и дорог, и мы начали и идём честно, и я более странная из нас двоих, я хочу тебе рассказать об одних своих…отношениях, которые надолго выбили меня из колеи и взаимопонимания с самой собой.

Он кивнул, и она продолжила.

— Я уже говорила, что у меня была идея-фикс по ребёнку, и одно время я примеряла роль потенциального отца на всех мужчин в своём окружении и за его пределами. Однажды встретила парня. Он был статным. С ним было весело и непринуждённо. Мы очень быстро сошлись, начали плотно встречаться буквально с третьего свидания, которое затянулось на долгое время. Для меня это были отношения, для него всё осталось на уровне бесконечного свидания. А мне потребовалось два с половиной года, чтобы это понять. Мы съехались через несколько недель, хотя и так практически сразу стали жить вместе. Я строила планы, мечтала забеременеть. Он не заморачивался, так как не принимал, собственно, всерьёз мои желания. Ему не надо было ни о чём беспокоиться и так было удобнее. Закончилось всё тем, что однажды мы сели серьёзно поговорить и он сделал мне предложение, — она сглотнула и посмотрела в сторону окна, — потерпеть, пока он подженится ради столичной прописки, обустроится и…всё у нас с ним дальше будет только круче, да и ничего прерывать не стоит, просто «мутить» на расстоянии.

Он её не перебивал, слушая внимательно и следя за её руками, которые всегда ярче отражали её эмоции — ей было неловко и неприятно.

— Я тебе так подробно излагаю, — она перевела на него взгляд, — чтобы ты понял моё состояние и стремление отключиться в ту ночь, когда получилась Полинка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Он попытался что-то сказать, но она подняла руку.

— Паша, дай мне закончить. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты узнал до конца всю подоплёку.

Он откинулся на спинку.

— Той ночи предшествовал некрасивый разрыв, неослабевающее чувство брезгливости по отношению к самой себе и собственной слепоте, ярость Светки, — она улыбнулась при упоминании имени подруги, — и мокрые глаза мамы со словами, что «чуяло её сердце подвох, раз он слишком долго водил меня за нос». Было проще обвинять его, но внутри я злилась на себя, что нарисовала себе что-то из головы, так и не разглядев действительности. В тот вечер я была одна и просто делала первое, что хотелось именно в настоящий момент, без оглядки и заперев здравый смысл под амбарный замок.