Места, которых дотрагивались мужские ладони накрывало дорожкой мурашек и обжигало дьявольским пламенем. Грудь приятно ныла, как и низ живота, когда с неё снимали последнюю одежду и касались самых интимных частей тела, вынуждая извиваться от удовольствия.
«Ну же, ещё», вырвалось из неё умоляюще и неосознанно. Вот только желаемое она получила не сразу. Сегодня, в отличие от прошлого раза, руководить парадом ей не позволили. На этот раз только Кирилл решал: когда, как и в каких позах…
Секунды складывались в минуты, минуты в часы. Сколько стены частного дома сотрясали вскрики и стоны? Неважно. Важно, что они никогда ещё не чувствовали такого единения тел и душ. Восторг эйфории кружил их в бешеном хороводе, от чего хотелось задыхаться. «Секс ― лучший спорт», вот уж точно. Столько потов не сходит даже с усиленной тренировки.
Короткий перерыв позволил отдышаться. Обнажённые тела, решив, что теперь уже глупо играть в неловкость, заперлись в душевой кабине, где не придумали ничего лучше, чем начать всё снова. Ливень сменился слабым дождиком, а за окном окончательно стемнело, когда они вернулись обратно в спальню: практически без сил. Зато чистенькие. Можно идти по третьему заходу…
Ульяна вглядывалась в тени на глянцевом потолке, кусая распухшие губы и выравнивая сердцебиение, чувствуя, как горят в смущении её щеки. Что они вытворяли! Вот уж точно пора покупать Камасутру. Удивительно. Она никогда не замечала в себе подобной… раскрепощённости, и это несмотря на многолетние тренировки на пилоне. Наоборот, всегда считала себя более чем робким человеком, тут же…
С Кириллом у неё начисто срывало башню. И поди пойми: то ли она отчаянно желала стать для него лучшей из всех, чтобы наглядно показать, что же он упустил, то ли ей было просто комфортно
Объект мысленных женских терзаний лежал рядом: спал или же просто дремал. Лежал расслабленно, на животе, уткнувшись лицом в подушку, но правая его рука по-хозяйски покоилась на обнажённой груди Ульяны. Можно подумать, та стала его личной собственностью. Да если бы.
Осторожно высвободившись, Матвеева, стараясь не наводить шума, приняла вертикальное положение, свесив ноги с кровати. Одежда… где её одежда? Только трусы и нашлись. Лифчик остался на кухне. А где сохли джинсы со свитером?
Её запястье цепко поймали. Загорелся настенный бра.
― Снова решила сбежать? ― взъерошенная и ещё мокрая голова Кирилла оторвалась от подушки.
― Уйти по-английски.
― Зачем?
― Чтобы не навязываться.
Тот непонимающе уселся, продолжая держать её, словно боялся, что она может вскочить.
― О чём ты?
― Совместная ночь, завтрак… это новая ступень. И ни тебе, ни мне не нужно на неё переходить.
― Позволь, я сам решу, что мне нужно.
― И что тебе нужно?
― Тебя, ― Ульяну уронили на скомканные одеяла, затащив женские ноги обратно на постель, обняв их и заваливаясь рядом. Теперь они лежали валетиком. Его голова легла на её колени, её ― на крепкий торс. Для удобства Матвеева положила под подбородок локоть. Абсолютно голые и забывшие про стеснение. Впервые Кирилл мог тщательно и детально разглядеть большое тату пумы на бедре. ― Зачем?
― Она скрывает растяжки, ― так приятно было следить за тем, как гулял по чернильным линиям его палец, выводя невидимый контур хищного кота.
― Растяжки?
― Кожа имеет свойство растягиваться.
― На спине тоже?
― Нет. На спине просто захотела. Я знаю, ты против татуировок. То твоё высказывание часто гуляет по инету. Уверена, многих девчонок ты разубедил идти забиваться.
― Твои мне нравятся.
В грудной клетке что-то чертыхнулось.
― И что это должно значить?
Мягкие губы оставили невидимый, но ощутимый сердцу след от поцелуя на женской заднице. Хм… вернее на одной из её половинок.
― Миром правит красота, ― туманно ответил Кометов. И понимай, как знаешь.
― Не хочу пытаться понять, чтобы не разочароваться, ― покачала головой Ульяна. Её голова скатилась с насиженного места. Лицо Кирилла нависло над ней, сверкая той улыбкой, что способна создавать тропу их потерявших сознание от счастья поклонниц. Вот только сейчас он дарил эту улыбку ей одной.
― Что говорит тебе твоя интуиция?
― Что нужно бежать от тебя сломя голову, ― честно ответили ему.
― Нет. Не слушай её. Она чушь несёт. Тогда послушай сердце.
― Оно тоже настаивает, что с тобой лучше не связываться.
― Да что ж такое, все против меня прямо ополчились. Ну хоть селезёнке я твоей нравлюсь?
― Не особо. Но мочевому пузырю ты точно симпатичен. Во всяком случае, он вроде пока не жаловался.
Кометов рассмеялся. Задорно так, по-доброму.
― Ты особенная.
― Я так не думаю.
― Поверь, мне виднее.