300 дней и вся оставшаяся жизнь

Впрочем, малозначительный эпизод с постановкой на место Инночкиного бывшего отошел на второй план, как только они вышли из автобуса. То, что они честно считали красотой и подарочной погодой в городе, сейчас показалось откровенной насмешкой. В двенадцати километрах от города снег был в три раза белее и искристее, воздух чище, ветви деревьев складывались в причудливое черно-белое кружево, дышалось легко и казалось, что весь мир родился заново и спит под белоснежным покрывалом. Все эти романтические умонастроения, промелькнувшие в Инночкиной голове, обрели конкретное подтверждение: белое великолепие здесь никто не чистил с самого начала зимы, и пробираться к дому пришлось практически по пояс в снегу. Она как-то сразу устала, хотя Генка шел первым, и ей приходилось гораздо легче, чем ему. Она махнула рукой в сторону, где следовало искать дрова, открыла дом и плюхнулась на продавленный диванчик напротив незатопленной печки. Интересно, как он воспримет то, что она собирается ему сказать? Обрадуется? Или наоборот, расстроится, что им совсем мало осталось жить только для себя? Сама она, как только поняла, — обрадовалась безумно, нерационально. Может, не говорить, может, рано? Она почему-то верила, что не спугнет его, что он будет счастлив так же, как и она…

Во дворе раздался, наконец, стук топора. Инночка посидела еще пару минут, переводя дух, а потом отправилась смотреть, как он рубит дрова. Посмотреть было на что. Интересно, где это он так научился? Генка разделся до пояса и азартно взмахивал топором. Под его ударами дрова разлетались, как взорванные изнутри. Она, утопая в снегу, принялась собирать поленья и щепки. Он улыбался, от его обнаженного торса валил пар, между замахами он говорил, что здесь очень здорово, что давно он не испытывал такого первобытного кайфа, что она молодец, предложила выбраться перед Новым годом. Инночка потащила дрова в дом, принялась раскладывать поленья в старой печке. Он все еще рубил, когда весело загудело пламя. Правда, для того, чтобы протопить дом по-настоящему, требовалось кочегарить часа три, но возле печки стало тепло сразу. Генка ввалился, наконец, красный и счастливый, с огромной охапкой дров. Можно было перекусить и поговорить, но они устроились совсем близко к гудящей печке, обнялись и молча, по очереди, подкидывали дрова, завороженные огнем.

По дороге она все думала, как же начать разговор, — и не могла придумать. А сейчас все это багровое, алое, желтое, кое-где даже синее пламя, весь этот ларец с драгоценностями, открывавшийся сразу за дверцей старой печки, все это великолепие живого огня вымело у нее из головы все правильные, выверенные, как ей казалось, слова, и она просто сказала:

— У нас будет ребенок.

Шли секунды… десять, двадцать, пятьдесят. Он молчал. Неужели она ошиблась, и он не разделит ее радость? Сердце у Инночки давно остановилось. Прямо сразу после того, как она поняла, что секунды идут, а он все молчит. И тут Генка захохотал, как ненормальный. Она никогда не слышала, чтобы он хохотал, не понимала его реакции и поэтому продолжала молчать. Только почему-то из глаз покатились медленные, тяжелые слезы. Все еще смеясь, он встал и пошел к двери. Она не подняла головы. Только бы он не увидел, что она плачет. Зашуршала куртка. Она ожидала следующий звук, звук закрывающейся двери, но звука не последовало, он вернулся, сел, как ни в чем не бывало, положил руку ей на плечо, туда, где она и была пять минут назад, и что-то протянул ей. Она машинально взяла, пытаясь понять, что это. Бумажка какая-то. Почерк знакомый, мамин почерк. Слезы мешали, и она подняла лицо. Как он переполошился! Вытирал ей щеки, что-то сбивчиво объяснял, потом догадался, что она все равно ничего не понимает, и стал ее целовать: в скулы, в брови, в глаза, куда попало, все время повторяя ее имя. Наконец, она поняла, что мамину записку надо прочитать, оттолкнула его, зло вытерла глаза досуха и снова развернула листок. Через десять минут они смеялись вместе. Оказывается, он так обрадовался, что обстоятельство неодолимой силы существует, что теперь нет никаких обязательств и можно беспрепятственно узаконить свои права на любимую женщину, что просто-напросто не вспомнил, что Инночка-то о двустороннем договоре не знает, и ждет от него реакции на свою суперновость. А это и была реакция — счастье в чистом виде.

Эпилог