Леарх пробудился от глубокого сна.
– Милый, вставай! – молвила Элла, склонившись над Леархом и мягко тряся его за плечо. – Пришла царица Горго. Она хочет поговорить с тобой.
Без протестов и ворчанья Леарх выбрался из-под одеяла, накинул на себя хитон и, пошатываясь, вышел из спальни. Леарх увидел Горго в комнате для гостей. Царица беседовала с Дафной, хмуря густые темные брови и скорбно качая головой. При виде Леарха подруги замолчали.
Элла, вошедшая следом за Леархом, поставила ему стул.
Леарх сел и с ожиданием воззрился на царицу.
– Вот! – Горго протянула Леарху свиток, перевязанный красной тесьмой и запечатанный государственной печатью. – Здесь приказ эфоров Леониду оставить Фермопильский проход и отступить к Истму.
– Как тебе это удалось, Горго? – с изумлением и радостью воскликнул Леарх, беря свиток.
Царица грустно улыбнулась:
– Я сама написала этот приказ и уговорила грамматевса приложить к нему государственную печать. Эфоры об этом приказе ничего не знают. Леарх, тебе нужно как можно скорее доставить этот свиток Леониду, – добавила Горго. – Извини, что я не дала тебе выспаться. Но никому другому поручить это нельзя. Я уже договорилась с Клеомбротом. Он даст тебе двух выносливых лошадей, чтобы ты мог мчаться без передышки день и ночь.
Тряхнув спутанными кудрями, Леарх вскочил со стула.
По бледному небу растекалась вечерняя заря. Закатное солнце тонуло в сиреневой дымке у дальней кромки гор. На землю быстро опускались душные сумерки.
Леарх, сопровождаемый двумя конюхами Клеомброта, глухими переулками миновал людные улицы Спарты, агору и площадь Хоров, где по вечерам любили прогуливаться старейшины и прочие знатные граждане. Проезжая по мосту через Тиасу, Леарх назвал пароль стоявшей здесь городской страже. О пароле также позаботился Клеомброт, сказавший начальнику стражи, что вынужден послать по неотложному делу на загородную усадьбу троих своих слуг, невзирая на близившуюся ночь.
Конюхи Клеомброта сопровождали Леарха до городка Афитис, где дорога раздваивалась. Леарх поскакал дальше по главному пути к горному проходу, ведущему в Аркадию. Конюхи свернули к усадьбе своего господина.
Уже во мраке ночи Леарх миновал еще один спартанский дозор, назвав ему другой пароль, тоже сообщенный ему Клеомбротом. Здесь, в небольшой крепости возле горного прохода, несли службу полсотни меллирэнов и столько же неодамодов. Впереди у Леарха лежал путь до Истма длиной в пятьсот стадий. Еще столько же было от Истма до Фермопил.
Глава двенадцатая Малиец Эфиальт
Даже в труднейший период войны в Египте, даже в момент наибольшего успеха восставших вавилонян Ксеркс всегда держал себя в руках. Ныне же приближенные и слуги не узнавали своего повелителя, от которого так и веяло свирепой кровожадностью.
Ксеркс без раздумий отдал в руки палача одного из мидийских военачальников, угодившего в плен к эллинам и отпущенного ими на свободу. Царь царей приказал обезглавить Артавазда, начальника своих телохранителей, лишь за то, что тот выразил восхищение стойкостью спартанцев. Один из советников Ксеркса расстался с жизнью, поскольку он предложил искать другой путь в Среднюю Грецию.
Персам было известно, что к западу от Фермопил, там, где горные хребты Эты соединяются с горами Дориды, пролегает заброшенная дорога из Фессалии в Фокиду, не пригодная для повозок и конницы, зато вполне проходимая для пехоты.
Ксеркс считал унизительным для себя со своим бесчисленным войском отступить перед горсткой эллинов, засевших в Фермопильском проходе.
Прознав, что Мардоний в беседе с Отаной и Гидарном тоже упомянул обходной путь через Дориду, Ксеркс при всяком удобном случае издевался над ним:
– Я помню, Мардоний, как ты с горящими глазами описывал мне красоты Эллады, утверждая, что разбить греков не составит большого труда, – молвил царь царей с презрением в голосе и взгляде. – Что там Эллада! Ты предлагал мне завоевать все земли на Западе вплоть до Геракловых Столпов! Помнишь, Мардоний?
Мое войско без сражений прошло Фракию, Македонию и Фессалию. Все вокруг наперебой твердили о моем величии и непобедимости! Однако первое же эллинское войско, вставшее у меня на пути, оказалось не по зубам моим полчищам. По твоей вине, Мардоний, я – царь царей! – стал заложником глупейшей ситуации, когда ни одолеть врага, ни отступить восвояси одинаково невозможно. Храбрость моих войск оборачивается горами мертвых тел, а жалкий отряд Леонида как стоял в Фермопилах, так и стоит. Меня окружают бессилие и тупость! Сколько похвальбы звучало вокруг, когда мое войско переходило через Геллеспонт! Где теперь эти хвастуны? Одни ныне помалкивают, а другие умолкли вообще навеки.
В такие минуты Мардоний не смел взглянуть на царя, не знал, что сказать в свое оправдание.