Уходя, старейшины столкнулись в коридоре с Леархом, румяное лицо которого и растрепанные кудри говорили о том, что он несколько минут назад всласть вкусил любовных утех. Леарх явно не ожидал увидеть старейшин в доме Леотихида, поэтому он покраснел до корней волос. Леарх попятился, уступая дорогу старцам, которые взирали на него, как на преступника, застигнутого на месте преступления. А тут еще полуобнаженная Дамо выглянула из-за дверного полога, желая что-то сказать Леарху. При виде старейшин, появившихся из покоев Леотихида, Дамо стыдливо ойкнула и юркнула обратно за дверную занавеску.
Старейшины чинно и важно прошествовали мимо застывшего столбом Леарха, саркастически ухмыляясь и постукивая посохами по мозаичному полу.
– Не позорь имя своего отца, Леарх! – сурово произнес Евриклид, проходя мимо юноши. – Тебе не место в этом доме. И тем более в объятиях распутной жены Леотихида!
Евриклиду не удалось настоять на возвращении в Спарту Демарата и на изгнании Леотихида. Существующее положение вещей устраивало подавляющее большинство знатных спартиатов. Если ныне в Спарте всеми делами заправляли Агиады и поддерживающие их знатные роды, то с воцарением Демарата непременно пошел бы в гору царский род Эврипонтидов, причем та его ветвь, от представителей которой спартанским властям хватало хлопот и в прошлом. Безвольный Леотихид устраивал Агиадов и спартанскую знать, имевшую доступ в эфорат. Народ, любивший Демарата, безмолвствовал, удрученный зловещими предсказаниями.
Эфоры созвали народное собрание, на котором объявили, что для избавления Лакедемона от гнева богов потребуются два гражданина, согласные добровольно расстаться с жизнью. Этим двоим предстояло отправиться в Азию к персидскому царю, у которого имелось полное право обрушить на них свою месть. Персидских послов, утопленных в колодце по приказу Клеомена, было двое. Таким образом, рассудили эфоры, спартанцы заплатят равным за равное и смертью за смерть, как повелевает им додонский оракул.
Глава восьмая Булис, сын Николая
К этому разговору Горго готовилась, как к некоему испытанию. У нее было время все обдумать и взвесить. Леонид затеял этот непростой разговор с женой, лишь спустя два дня после того досадного случая в спальне Горго.
Горго сразу призналась Леониду, что она влюблена в Леарха. При этом Горго, как могла, выгораживала Дафну.
По спартанским обычаям вина Горго, собственно говоря, и не считалась виной. Увлечение царицы юношей, увенчанным победными венками в Олимпии и Немее, только подтверждало ее выдающиеся душевные качества. Единственно, о чем Горго не следовало забывать, как жене царя, так это о соблюдении нравственных приличий.
С этого и начал Леонид разговор по душам с Горго.
– Мне ведомо, что супружество со мной тебе в тягость, – молвил Леонид. – Наш брак с самого начала был похож на холодный очаг, в котором никогда не вспыхнет огонь. Поверь, Горго, я взял тебя в жены, повинуясь воле эфоров. Ты всегда была для меня как дочь. Я и не предполагал, что по прихоти судьбы мне придется стать твоим мужем и обагрить нашу постель твоей девственной кровью. Что делать, царям порой приходится платить за трон очень высокую плату! Царю Эдипу, например, пришлось жениться на собственной матери, которая родила от него детей. Эдипа извиняет лишь то, что он к моменту свадьбы не знал, что его невеста доводится ему матерью. А что извиняет меня? Глядя в твои грустные глаза, Горго, мне иногда кажется, что я не заслуживаю никакого прощения за то, что сделал тебя несчастной.
Сказанное Леонидом глубоко тронуло Горго, которая и до этого знала, что Леонид не без душевных терзаний сходится с нею на ложе, а затем тайком навещает Мнесимаху, свою прежнюю жену. Вот почему Горго не стала лгать и изворачиваться, но сразу поведала Леониду о своих чувствах к Леарху.
Леонид сел на скамью рядом с Горго и мягко обнял ее за плечи. Это объятие Леонида вдруг напомнило Горго ее детство. Она враз притихла, смиренная то ли нахлынувшими воспоминаниями, то ли добрым голосом Леонида.
– Я рад, что твоя любовь к Леарху взаимна, – продолжил Леонид. – Вы можете встречаться здесь, я не против этого. Это даже замечательно, Горго, что именно в доме своего отца ты обретешь истинное женское счастье.
Леонид тяжело вздохнул. Его всегда посещала печаль, когда он упоминал при Горго своего старшего брата, ее отца.
Растроганная Горго обвила руками шею Леонида, уткнувшись лицом в его густые светлые волосы. Ей нестерпимо захотелось разрыдаться. Такого с Горго еще не бывало, поэтому она пребывала в некотором смятении.