300 спартанцев. Битва при Фермопилах

— Прошлым летом я побывал в Эниадах, где до сих пор идут разговоры о том, что акарнанцы лишились своего самого лучшего прорицателя, — рассказывал Симонид Мегистию за полуденной трапезой. — Скажу больше: акарнанцы полагают, что спартанцы просто переманили тебя к себе, друг мой. Кое-кто в Эниадах утверждает, что причина твоего отъезда в Спарту — это печаль по умершей жене. Ответь мне, Мегистий, кто из твоих сограждан прав?

— Не правы ни те ни другие, — после краткой паузы промолвил Мегистий. — Ты же знаешь, Симонид, что спартанцы и в прежние годы звали меня к себе. Я был дружен с царем Клеоменом и его братом Леонидом. Если бы мною двигала корысть, то я еще при жизни царя Клеомена мог бы уехать в Лакедемон. Однако я этого не сделал.

— Вот это-то мне и непонятно, Мегистий, — сказал Симонид. — Ты не поехал в Спарту, когда здесь правил Клеомен. Теперь же, когда Клеомена нет в живых, ты вдруг переезжаешь в Лакедемон, покупаешь здесь дом, добиваешься спартанского гражданства для себя и своего сына. Объясни мне, что побудило тебя к этому?

— Чтобы ответить на твой вопрос, Симонид, придется вернуться к тому времени, когда я случайно столкнулся в Дельфах с Леонидом, — проговорил Мегистий, выдержав еще более долгую паузу. — Клеомен в ту пору еще царствовал в Спарте. Спартанское посольство тогда делало запрос в храме Аполлона относительно каких-то предзнаменований. Смысл запроса сводился к тому, по праву ли занимает царский трон в Спарте Демарат, сын Аристона. С царем Демаратом у Клеомена была давняя вражда. Пифия ответила спартанским послам, что Демарат занимает трон не по праву. Впоследствии лишенный трона Демарат был вынужден бежать в Азию к персидскому царю.

Симонид на какое-то время забыл про кушанья на столе, внимая Мегистию.

— Но суть не в этом, — продолжил Мегистий, отпив вина из чаши. — Тогда же в Дельфах я гадал по внутренностям жертвенного животного, дабы узнать о грядущей судьбе Леонида, который сам попросил меня об этом. Леонид тяготился тем, что вынужден существовать в тени своего могущественного старшего брата. Он желал знать, что ему уготовано Судьбой в будущем. Не знаю почему, но Леонид сразу пришелся мне по сердцу. Поэтому я и согласился открыть ему его будущее.

— Что же тебе открылось в судьбе Леонида после гадания по внутренностям жертвенного животного? — нетерпеливо спросил Симонид.

— Я узнал, что Леониду уготовано Судьбой стать спасителем Спарты и превзойти военной славой не только Клеомена, но и всех царей-агиадов и царей-эврипонтидов, правивших в Лакедемоне за все минувшие годы, — ответил Мегистий.

— Это что-то невероятное! — с сомнением в голосе произнес Симонид. — Клеомен за свою жизнь совершил столько победоносных походов, что Леониду потребуется лет десять непрерывных войн, чтобы хоть отчасти превзойти военной славой своего старшего брата. Я уже не говорю про тех спартанских царей, что правили в Лакедемоне до Клеомена. Леониду понадобится пять жизней, дабы затмить своими победами их славные деяния. Тут что-то не так, Мегистий. Не хочу тебя обидеть, но, боюсь, в этом прорицании ты явно что-то напутал.

— Ты уже не раз имел возможность убедиться, Симонид, что я никогда не ошибаюсь в своих прорицаниях, — спокойно промолвил Мегистий, отщипнув кусочек от ячменной лепешки. — Признаюсь, я сам был изумлен тем, что открылось мне по внутренностям жертвы. К тому же Леонид не столь честолюбив, в отличие от Клеомена. Леонид не похож на человека, смыслом жизни которого является война.

— Я же говорю, тут какая-то неувязка, друг мой, — заметил Симонид. — Если это не твоя ошибка, значит — ошибка божества.

— Остерегись молвить такое про Аполлона Пифийского! — предостерег друга Мегистий. — Вспомни тех людей, кто так или иначе прогневил Феба. Чем это для них закончилось!

— Ты же сам сказал, что Леонид не производит впечатление человека воинственного, — пожал плечами Симонид.

— Внешность и характер Леонида обманчивы, — сказал Мегистий. — Поверь мне, военное дело Леонид знает прекрасно!

— Охотно верю, — усмехнулся Симонид, — ведь Леонид родился и вырос в Спарте.

— Божество сообщило мне, что в царствование Леонида Лакедемону будет грозить смертельная опасность, — задумчиво проговорил Мегистий. — Такого не бывало в прошлом. Никогда еще не было случая, чтобы Спарте грозило полное уничтожение. Вот и получается, если Леонид победит этого грозного врага, то тем самым он не только спасет отечество, но и превзойдет славой всех спартанских царей, правивших в Лакедемоне до него. Улавливаешь, Симонид?

Симонид молча кивнул, но при этом его по-прежнему одолевали сомнения.