31 августа

Когда он закинул ее в багажник, она упала на спину, ноги оказались притянуты к животу, колени прижаты друг к другу. Крышка захлопнулась, и она очутилась в ящике, как будто подогнанном под ее размеры. Этот багажник, который раньше казался таким большим, багажник ее машины, был ей едва впору, по длине, ширине, высоте, и то если подобрать ноги. Она лежала в такой позе, потому что никак иначе лежать не могла. Она попробовала перевернуться, но ничего не вышло. Невозможно было лечь на бок, свернувшись калачиком, ни вытянуться, ни распрямить спину. Спина упиралась в пол багажника, но поскольку места было мало, пришлось согнуть шею и приподнять голову.

Хорошо хоть косынка завязана впереди, около рта. С узлом на затылке лежать было бы еще неудобней. Очевидно, Индеец все продумал, все просчитал: ее рост метр семьдесят три, вес шестьдесят шесть килограммов, размеры багажника "фиата-уно", как лучше завязать косынку…

Все не так ужасно, сказала себе Лу. Я могу дышать, мне не так уж и плохо. Шума меньше, чем она себе представляла, он не оглушал ее. Даже хорошо, что багажник тесный. На поворотах она упиралась в стенки то ногами, то головой. В "мерседесе" было бы куда хуже, говорила она. В огромном багажнике меня бы мотало туда-сюда, било бы о стенки — я точно свихнулась бы.

Ее беспокоило только, что придется пролежать так несколько часов, не меняя положения. Каждая выбоина отдавалась в ее теле; прижавшись спиной к железному полу, она чувствовала каждую неровность дороги, каждый камешек на шоссе. Ничего, повторяла она. Все нормально.

Время, которое она провела в багажнике, казалось ей бесконечным, трудно было понять, сколько часов прошло — два или шесть. Проносились в памяти какие-то обрывки рассказов о людях, побывавших в плену или долгое время находившихся под завалом. Когда ты один в темноте и невозможно узнать, который теперь час, надо попытаться сохранить представление о времени, включить свои внутренние часы, определиться во времени суток, потом в календаре, потом… Пятница, девятнадцатое сентября, — начала Лу. Он заявился ко мне около девяти, мы вышли из дома примерно через полчаса. Сейчас, наверно, почти полдень. Пятница, девятнадцатое сентября, середина дня, где-то так.

Она вспомнила еще, что расчеты всегда оказывались неверны. Освободившись из заточения, люди удивлялись своей ошибке — в действительности времени прошло гораздо больше или гораздо меньше, чем им казалось.

Она попыталась определить и свое местонахождение — по звукам, которые доносились снаружи. Это оказалось еще труднее — она слышала только ближайшие звуки: шорох колес по асфальту, стук мелких камешков по машине. Вот если бы двигатель перестал работать и автомобиль надолго остановился, догадаться было бы проще. Но водитель не собирался останавливаться. Лу не могла даже различить на слух, одни ли они на дороге или в потоке других машин на забитом шоссе.

У нее болели колени — ноги приходилось держать согнутыми; болел затылок и плечи. Это не так страшно, снова подумала она. Моей жизни ничто не угрожает. Этот человек не может просто избавиться от меня: не убьет же он курицу, несущую золотые яйца. Я нужна ему, я должна постоянно помнить об этом. Я — его деньги.

Но перед глазами тут же возникала картина: она стоит перед журналистом, охотником за сенсациями, он заставляет ее говорить, повторять, перечислять подробности, фотографирует ее. Она этого не хотела.

Она этого не хотела. Она не будет говорить. Вот как она поступит — дождется встречи с журналистом и объяснит ему: "Мне нечего вам рассказать, я ничего не видела, этот человек шантажирует меня ради денег, и ему наплевать, что я не имею к этой аварии никакого отношения; он похитил меня, но с таким же успехом мог похитить кого угодно…"

И что тогда? Шантажист может съехать с катушек, разозлиться и наброситься на Лу и на журналиста. Или сбежит, поняв, что его план провалился.

Так он тебе и сбежит. Эта скотина все обдумал и, конечно, не растеряется. С него станется привлечь журналиста на свою сторону, и Лу окажется лицом к лицу с двумя тварями вместо одной. "Строит из себя невинную, — скажет Индеец. — Естественно. На ее месте вы бы делали то же самое. Она три недели молчала, она, понимаете ли, не хочет ничего говорить. Как вы думаете — почему? Потому что ей есть что скрывать, кой-какие грешки… Вот что я вам предлагаю: проверим, все очень просто, и вы увидите, кто говорит правду".

В эту минуту "фиат" сбросил скорость. Секунда, еще одна — и двигатель затих.

Лу вся сжалась от страха. Она услышала, как дверца открылась и закрылась, щелкнул замок. А потом ничего.

Никогда еще ей не было так страшно. Она подумала: машина в огне, услышала треск пламени. В нос ударил запах бензина.

Проходили минуты или часы. Она как-то обмякла, может быть, потеряла сознание. Очнулась она от легкого прикосновения и долго не понимала, что это: ее обдувал ветерок.