316 пункт «B»

— Это я, — сознался Ипполит, тотчас же засомневавшись, нужно ли было сознаваться.

— Меня послал Виктор О'Руркэ, — сказал голос. — Ты готов?

— Почти. Выхожу, — заверил Лукьянов, полностью возвратившийся к действительности.

Он задвинул раму и пошел по квартире, нашаривая свои веши. Лягушка превратилась в заспанную Марию, накинувшую полиэстеровый халат.

— Что случилось?

— За мной заехали, мне нужно уходить.

— Так быстро? Сейчас четыре утра…

— Четыре утра? — Лукьянов был удивлен, что человек О'Руркэ опоздал. А может быть, он полчаса стучал в окно, и ни он, ни Мария не слышали?

— Давно стучали? — спросил он Марию.

— Нет, я сплю чутко. А почему так неожиданно, Ипполит?

— Прости, я забыл тебя предупредить. Водка. Крепкая «Казимировка».

— Все остальное тоже из-за водки? — спросила Мария грустно.

— Нет, — мягко возразил Лукьянов, уже одеваясь.

И правда, в постель к Марии он попал из симпатии к ней, и «Казимировка» была тут ни при чем.

— Я появлюсь, — сказал он и подумал, что это обычная ложь, которую говорят более подвижные мужчины менее подвижным женщинам.

— Приходи всегда, когда тебе будет нужно, — грустно сказала Мария.

— Спасибо, — поцеловал ее Лукьянов и вышел из квартиры.

— Долго, — неодобрительно сказал поджидавший его на улице юноша в мотоциклетном шлеме, забрало шлема было поднято вверх, и Лукьянов немедленно понял, что юноша был девушкой.

— Извиняюсь. Я уже думал, вы не появитесь. Виктор сказал в три тридцать.

— План изменен, — изрекла строгая девушка и сунула в руки Лукьянова шлем. — Надень.

Они спустились со ступеней высокого крыльца дома № 209.

— Садись в коляску.

Мотоцикл «Харлей-Дэвидсон», сверкая мощной системой хромированных мышц и сухожилий, ждал их внизу.

Лукьянов послушно забрался в коляску.

— Застегнись, — приказала строгая девушка, и Ипполит, послушно опрокинув себе на грудь кожаный полог, пристегнул его к корпусу коляски, натянув кожаные петли на торчащие из корпуса металлические пуговицы.

— Я думал, «Харлей» давно не существует, — осторожно отметил Лукьянов.

Девушка уселась в водительское седло и съехала на один бок, устраивая ступню на педали зажигания.

— Разумеется, не существует, — хмыкнула девушка. — Это подделка. — И завела мотор.

Темный и потому невыносимо мрачный город испугал еще теплого и полусонного Лукьянова. Он крепко схватился за поручень, возвышающийся на уровне его груди, как будто ему угрожала опасность выпасть из коляски, и испуганно глядел на пустынные пейзажи, по которым они проезжали. Страх его проистекал еще и оттого, что мотоциклетная коляска едва возвышалась над растрескавшимися неухоженными улицами — и было такое впечатление, что он, только что проснувшийся, едет по улицам ночного ада в надбитой с одной стороны яичной скорлупе. Седок — юная амазонка находилась в лучшем положении, поскольку она возносилась конной статуей над теми же улицами, и те же угрюмые ночные облики спящих порталов состарившихся зданий, ящики и мешки с мусором, выброшенная на улицы мебель казались ей куда более ничтожными, чем ее летящему на корточках в яйце пассажиру. Наконец, выбравшись из пыльных и скучных переулков, они пересекли Хаустон-стрит, застроенную новыми казармами и домами для рабочих, и еще через несколько поворотов выбрались на Первую авеню. На пересечении 6й улицы и Первой авеню на ее East стороне хрипели голоса и у самого тротуара шевелилась группа людей. Юная амазонка, обернувшись к Лукьянову, крикнула весело: «Убивают!» — и скособочила руль таким образом, чтобы проехать поближе к группе. Лукьянов смог разглядеть в лунном свете группу «youth workers», человек пять или шесть, бьющих мужчину и женщину. В момент, когда тандем амазонка — Лукьянов проехал мимо дерущихся, один из синеджинсовых обрушил железный прут на голову и плечи человека в яркой рубашке. Захрипев, человек рухнул на землю. «А-ааааа!» — заорал, в свою очередь, и «youth worker» с прутом, потому что женщина впилась зубами ему в руку. Увлекая Лукьянова в аптаун, мотоцикл оставил позади короткую ночную сцену, и сквозь ровное пофыркивание харлеевского мотора Лукьянов услышал, как девушка смеется.

На Первой авеню темноту украшали светофоры — признак цивилизации, и в районе 15й улицы Лукьянов заметил открытый бар, в котором горели свечи. С дюжину людей толпилось вокруг бара, среди них несколько городских жандармов. Черно-белый автомобиль городских жандармов был запаркован на обочине. Амазонка молчала, посему Лукьянов предался созерцанию и невыносимой грусти.