Лукьянов закрыл глаза. В автобусе воняло казармой, грязью, пылью, сапогами и оружием. «Наверное, так же пахнет ад, если таковой существует», — подумал Лукьянов, и ему захотелось в его захламленную привычными вещами и книгами квартиру, снять ботинки, пить кофе. Снять ботинки, вернулся он к первому желанию и понял, что устал от всей этой детективной истории. Устал до такой степени, что, если ОНИ проводят свое УНИЧТОЖЕНИЕ более или менее быстро и при этом не очень делают больно, он бы скорее хотел, чтобы его уничтожили, чем ехать в грязном автобусе с солдатами и бандитами, взятыми солдатами в плен, и с обливающимся потом головастиком, изобретателем бессемянного человека. А может быть, это и великое изобретение, неожиданно пришло ему в голову. Изобретение, избавляющее от автобусов с солдатами, от шестидесяти пяти лет, от боли в правой икре, где набух толстый варикозный узел… Лукьянов открыл глаза.
Ему тотчас же стало стыдно своих жалких мыслей. Скалил зубы, скрипя ими, в улыбке озлобленный раненый Виктор. Солдаты лишь позволили сестре перетянуть ему торс его же разорванной рубахой. Непонятно было даже, сидит ли пуля у него в подмышке правой руки или, сковырнув мясо, лишь проскребла по ребру. Залитый кровью Кристофэр сплевывал густокровавую слюну и ругался на страшном негритянском слэнге, посылая солдат выебать их собственных сестер и матерей, угрожая, что сделает это сам. Синтия держала платок у разрезанного лица, и платок уже был мокр кровью, как губка. Молчал невредимый, но униженный легкостью, с какой он и его люди были схвачены, Дункан О'Руркэ. Как главнокомандующий, оказавшийся в лапах врага, не причинив врагу никакого, даже малейшего вреда…
Было ясно, что в живых ОНИ их оставят ровно настолько долго, насколько это понадобится ИМ. Сквозь мутные и пыльные, заляпанные и запотевшие стекла военного автобуса едва пробивались куски Нью-Йорка. Фрагменты стен облупленных зданий, соседние военные автомобили, очевидно, под их эскортом автобус пересекал город, фрагменты чахлой нью-йоркской зелени. Лукьянов не узнавал улиц. Однако, когда они остановились и сопровождающие их солдаты занялись открыванием не открывавшейся почему-то двери автобуса, он узнал место, куда их привезли, и назвал его остальным громко и внятно:
— Метрополитен-музеум, братья. Нас привезли в Департмент Демографии.
— Ты таки добился своего, Лук. Они ликвидируют тебя, и очень скоро. Тебя и твоих друзей — бандитов.
— Меня по закону триста шестнадцать, «B», а что натворили они? Похищение личности с целью выкупа — серьезное преступление, пока еще не карается смертной казнью… — пробурчал Лукьянов. Им полностью овладело безразличие.
Они находились в той же дежурной комнате, в какой впервые столкнулись, когда лейтенант Тэйлор со знанием дела до полусмерти избил незнакомца в черном костюме, обнаруженного у вертолетов охраны с музейным пистолетом в кармане. Лейтенант подумал об этом и, посмотрев на человека, называемого им «старый Лук», передал эту мысль ему.
— Ты добился своего, старый Лук. Сегодня ты встретишься с Дженкинсом. Но без твоего дурного пистолетика, увы для тебя. Насколько я понимаю, тебя и твоих друзей подозревают в убийстве Президента Тома Бакли. Тебе это должно нравиться, старый Лук. Шел убивать Дженкинса, а обвинен в убийстве Президента. Это даже круче, а, старый Лук?
— Президент убит? В нашей стране? — Лукьянов вопреки здравому смыслу улыбался, настолько абсурдной показалась ему мысль о политическом убийстве в строго контролируемой стране с подавленной волей к сопротивлению.
— Я не верю, что ты не знаешь об этом, Лук, кончай притворяться.
— Лейтенант, я чист, как младенец, и, ей-богу, не знал об убийстве Президента. Когда и где?
— Вчера на Парк-авеню его «крайслер» потерял управление, врезался в стену и взорвался.
— Я присутствовал там вчера, но я не знал, что это автомобиль Президента и был лишь случайным свидетелем.
— Ты никогда не убедишь в этом Дженкинса, Лук. И даже если убедишь, Дженкинс обязан найти виновных, вся Америка негодуя смотрит на него сейчас и ждет. И если он найдет не тех, виновных не в этом именно преступлении, никто не узнает. Америка ждет, чтобы свершилось правосудие. И оно свершится. А ты, ты несчастливо попал в эту историю извне. Кстати, как тебя занесло к бандитам?
— Я ушел под землю, underground. Где же мне еще было скрываться… — пробормотал Лукьянов. И добавил: — От ваших шакалов.
Лейтенант, по-видимому потеряв к нему интерес, набрал номер на клавишах телефона:
— Розика? Слушай, если все будет нормально, я освобожусь в шесть. За тобой заехать?