32--80 Сборник детективов про Ника Картера

— Я буду в другой комнате, если понадоблюсь, — сказал Хайман. «Бьюсь об заклад, я тут единственный, кто должен жечь гашиш в кадильнице, чтобы скрыть тот факт, что я курю Camel».

Я сел на расшатанный диван и стал осматривать содержимое коробки. Мне не на чем было остановиться. Все повторения того, что я уже знал из телекса. Куча неуклюже написанных записок Андерсона самому себе обо всем на свете; от свиданий с Корой и другими девушками до заметок о Конти, Марсленде и Мэллори. Клем Блессид Андерсон был хроническим писакой. Это такая же плохая привычка для сотрудника секретной службы, как и болтать в пьяном виде. С другой стороны, я знавал хороших агентов (никогда не первоклассных, но все же хороших), которые в пьяном виде так много болтали и сообщали столько противоречий, что сводили с ума контрразведчиков, пытавшихся извлечь из их болтовни крупицу правды. То же самое можно сказать о каракулях и заметках Андерсона. За исключением того, что сошел с ума не враг, а я, Ник Картер, ищу возможность, которая могла бы исключить возмездие, и ищу ключ к разгадке того, что могло стать причиной его смерти.

Было только три заметки, которые не были дубликатами того, что я раньше хранил в своей голове. Неясный набросок с именами Конти, Марсленда и Мэллори, образующими треугольник вокруг буквы L. За ним вопросительный знак и неразборчивое примечание, которое могло означать CH, обозначение номерного знака Швейцарии. А за этим следует что-то, что читается как Юнгфрау, альпийский шпиль в Швейцарии, или по-немецки — девственница (крайне маловероятно), или Юнкер — по-немецки дворянин, или Джанки — наркоман. Или, может быть, какое -то кодовое слово. Второй была более четкая нота, состоящая не более чем из «R». «R» и курьер? Но кто это? В мгновение ока мои мысли вернулись к Розане.

В-третьих, в середине пустой карточки буквы «АА». У Клема были проблемы с алкоголем, и он, возможно, собирался связаться с Римским отделением Анонимных Алкоголиков, но это казалось таким же надуманным, как и моя предыдущая «девственница».

Я поблагодарил Хаймана, записал адрес Коры и ушел. Она жила в гостевом доме неподалеку. На всякий случай я прошел несколько переулков к площади Санта-Мария, такой же обычной туристической остановке в Трастевере, и поймал такси.

У меня еще было немного времени, чтобы купить пару ярких рубашек и пару высоких сапог из крокодиловой кожи, чтобы поддержать свой имидж техасца. И у меня еще было немного времени, чтобы побриться в своем номере и переодеться для встречи.

Вдохновленный мистикой гонок серийных автомобилей, зал Le Superbe в Монце был украшен репродукциями старинных автомобилей так же, как некоторые английские пабы украшены репродукциями лошадей и охотничьих собак. Теперь, в половине седьмого вечера, его наполняли съемочные группы Конти, некоторые из следующих, и самые красивые и опрятно одетые женщины, которых я когда-либо видел, собравшимися под одной крышей.

Я вошел в комнату Монца с несколько шизоидной манерой поведения, которая, казалось, лучше всего подходила Джерри Карру. Наполовину неуверенность незнакомца и наполовину высокомерие человека, который знает, что может выписать любой чек на восьмизначную сумму. Я проигнорировал официанта, пытавшегося провести меня к столику, остался на месте, наполовину загораживая вход и вглядываясь в соблазнительную темноту.

Я все еще щурился, когда ко мне подошел высокий, плотный мужчина с красным лицом, лысеющей головой и тугими рыжими усами над верхней губой.

Джерри Карр? Хью Марсленд. Я узнал голос из телефонного звонка. — Я рад, что вы смогли прийти. Мы все в том углу. Он махнул мясистой рукой в неопределенном направлении. «Приходите и поддержите счастливую компанию с его гаремной компанией». Он издал храпящее ржание, и я последовал за ним.

В его группе и группе Конти было сдвинуто вместе несколько крошечных столиков. Меня познакомили с Лоренцо Конти, Ренцо с друзьями, Стадсом Мэллори, стареющей звездой Майклом Спортом, цветущей, потрясающей Камиллой Кавур и другими. Я заказал двойной «Чивас Ригал» со льдом, сел в позолоченное кресло между сэром Хью и Конти и попытался вглядеться в темноту, чтобы разглядеть своих новых товарищей .

Сэра Хью я уже описал. Нужно только добавить, что между его лысеющим черепом и рыжими усами у него было веселое и невинное лицо воспитанника английского интерната, хотя ему было далеко за сорок. Он выглядел как веселый и жизнерадостный ребенок, пока я не увидел его глаза. Крутые, расчетливые шарики из нержавеющей стали. Он был высоким и несколько коренастым из-за того, что давно ушел из спорта.