33 новеллы о любви

…И вот уже Анастасия-Настя в павлиньих одеждах бредёт по ночным сиротским, пустынным улицам гражданской войны и ищет мужа своего с гранатовой неоконченной картиной его…

Тогда ночные джигиты с ночного ледяного горящего танка спадают, и бегут к ней, и совлекают, снимают с неё безвольные оцепенелые расписные, райские, павлиньи, фазаньи, шуршащие одежды её, как умелые хозяйки неслышно хищно ощупывают ощипывают кур… как дети бережно снимают прозрачную кожицу с персика…

— Айх! зачем жене одежды, когда вся сила её в наготе её?.. — шепчут мудро они и от них пахнет кровью и анашей… а потом — семенем кипучим испуганным безбожным… — Ах, жены — наша одежда, а мы — их… да…

Тогда Анастасия нагая порушенная, но не поруганная тихо властно идёт к ночной бешеной реке Варзоб-дарье и входит в лёд волн и шепчет в цепенеющих волнах:

— Ахрор, я иду, плыву к тебе… я стала вечной рекой… А ты — вечным родником…

Теперь навек сойдёмся, сольёмся, муж гранатовый мой…

И к Богу пойдём… поплывём… Я так устала на земле…

Я отдыхаю, я простираю, разбрасываю вольно руки в воде, как распятая…

Русские люди любят уходить с земли распятыми… Как Спаситель наш…

Ааааааа…

Но что будет с девочкой нашей… с Фатей…

Ах, зачем я ухожу… уплываю…

Но Ахрор ждёт меня…

И она пыталась выйти из реки, но лёд волн сковал взял её… и материнскую любовь её…

…И вот в Кремль пришёл Горбачев…

И вот тать сел на русский тысячелетний трон… где раньше сидели возвышались великие цари: Иоанн Грозный, Пётр Первый, Екатерина Вторая… Николай Первый, Александр Третий, Иосиф Сталин…

И вот на троне — вор, в стране — мор…

…И вот соседи Ахрора поели плов и окружили красавца-артиста Анвара Ассаргадона с вечной бутылкой шампанского в холёных перстах, которыми он лелеял, пас, ублажал дев и жен, и в руках у них выросли скользкие дрожащие автоматы, и они сказали:

— Ты, Анвар — артист? лицедей? ты мусульманин? ты зачем пьёшь вино?

И развращаешь, смущаешь своим талантом и своей трепещущей красой чистых горных родниковых нетронутых людей?.. И гладишь чужих дев и жен?..

Не бойся, артист! Мы только разобьём расстреляем твоё вино… вино… вино греха… вино плоти…

И они стали стрелять в бутылку шампанского, но они пьяны были и много пуль ушло в Анвара Ассаргадона, но он долго не верил, и долго не падал, потому что не хотел он, чтобы Фатя увидела смерть… рано еще ей… рано девочке видеть не любовь, а смерть…

Но потом он из последних сил убежал из дворика-хавли за дувал и там умер, истёк, исшёл с радостной улыбкой, потому что Фатя не увидела его гранатовую текучую обильную смерть…

О Боже! за что?..

…И вот оленёнок Яшка мечется по дворику и джигиты пьяно косо алчно сладострастно стреляют в него и хохочут, потому что не могут попасть в него… пули пьяные мимо ходят…

И он забивается под куст ширазских гранатовых чашеобразных невиданных неслыханных роз, роз, роз…

Розы текут пьянят благоухают медово, бредово, бездонно…

Такие розы цветут только в шахских дворцах, дворах — но вот шахов, царей на земле не стало, а розы царские остались…

Скучают, тоскуют они по царям… в век овец и феллахов…и братских пуль… и соседских смертельных родных автоматов…

А пьяные пули бьют в розы, и летят лепестки, и от пуль розы благоухают еще гуще… еще слаще…еще тревожней…

А поэты слаще поют при смерти…

Тогда поэт Тимофей Зульфикар устало прикрывает телом своим оленёнка и говорит стрелкам пьяным, как ширазские розы:

— Братья… стреляйте в меня… я уже жить устал и хочу уйти к отцу и матери и многим возлюбленным друзьям моим… там не убивают людей… там не стреляют в ягнят оленят…

Я хочу к Богу уйти, а Он не на земле, а в небесах…

И всё дальше уходит Он от нас… когда мы убиваем друг друга…

Когда мы расстреливаем царские розы…

Зачем поэту — певцу роз — жить, когда расстреливают розы?.. Вначале мы убили царей… Теперь убиваем розы… а чт’о поэты — без царей и царских роз… песок…

Тогда они говорят:

— Поэт, а ты напиши поэму о расстрелянных царях и розах… Мы оставим тебя живым, чтобы ты написал и о нас в вечной поэме своей… Ты вечный, и мы станем вечными… Палачи и жертвы связаны вечно…

— Стреляйте в меня, но пощадите оленёнка… и девочку бабочку Фатю…

И я озираюсь, и я забываю о смерти…

…Фатя, Фатя, где ты? где ты?..

Тебя не тронули, не задели пули, девочка небесная?..

Поэт озирается, содрогается, но Фати нет нигде…

…Фатя, Фатя, где ты?..

…И вот уже горит дом Ахрора — художника родников и водопадов…

И все родники и водопады не помогут ему… и не потушат огонь гражданской войны…

И куст гранатовых царских роз, оборванный обобранный пьяными пулями, объемлют обволакивают поедают огонь и дым…

О Боже!..

Вослед за царями умирают, задыхаются расстрелянные царские розы…

А за розами — умирают поэты…

И я давно готов к смерти…

Но!..

Фатя, где ты?..

Я ищу тебя в дыму…

Но нет тебя нигде…

Я беру на руки оленёнка — у него ножки испуганные, безвольные, бьются треплются, как плётки, и бегу — нет — ухожу из горящего умирающего святого дворика-хавли…

Из разрушенного гнезда колыбели…

И жду блаженно удоволенно пуль в спину, но нет их…

И вдруг стайка бабочек-лимонниц летит навстречу мне…