33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине

– Так точно, у Доры, а её и нет сейчас в Харбине, она в Шанхае присматривает новых дурочек, будто здесь все перевелись. Им аннамок да индонезиек понадобилось, представляешь, Капитоныч! Вот фатера и пустая. Пару дней он там пересидит… потом я открою перед ним ворота!

– Не торопись открывать, сначала я для него бумаги передам и адрес…

– Ну, это ты как знаешь, Капитоныч, только умора мне с этим экспериментом… – Мироныч снова захихикал и стал наливать водку, однако долго он сидеть не стал и через полчаса ушёл.

Сорокин снова остался один и снова вспомнил, что сегодня за весь день он ни разу не подумал об Элеоноре. А когда он о ней начинал думать, ему сразу хотелось выпить. Он налил, но выпить не успел, в дверь постучали. Он открыл, на пороге стоял Ставранский, и он пригласил его войти. Ставранский стал вытаскивать из портфеля бутылку и закуски, но Сорокин остановил его:

– Сегодня я не составлю вам компанию, мой друг!

– Что так? Всё прошло как нельзя удачно, только куда он делся, этот Подзыря? – Ставранский стоял с удивлённым лицом.

– Он в надёжном месте. Давайте то, что вы хотели для него передать, а у меня завтра есть заботы, поэтому… – не договорил Сорокина и развёл руками. – Уж простите! В следующий раз!

Ставранский как стоял, так и остался стоять, он только недоумённо посмотрел на открытое горлышко фляжки.

«Не ваше дело! – подумал на это Сорокин и не переменил позы. – В следующий раз!»

Ставранский поклонился, оставил на столе бутылку и закуски и подал Сорокину запечатанный конверт.

– Это то, что ему надо передать…

– А что у вас с мушкетёрами? – неожиданно для себя спросил Сорокин.

– А… – Ставранский широко улыбнулся. – Давнее увлечение… Уже почти прошло, но дружба сохранилась, дело в том… мой дядюшка преподавал фортификацию в корпусе, где учился его высочество князь Никита Александрович Романов, сам-то я его, конечно, лично не знал, не имел чести быть знакомым, но, когда об этом узнал Виктор, извините, Виктор Барышников, вцепились в меня, как в талисман, мне даже странно стало… Я долго не мог от них отделаться, ведь ничего общего… а потом привык! Они хорошие, честные ребята! Вот только у них сейчас с японцами нелады, поэтому, назло японцам, и решили Евгения спасти, да и свежие люди нам нужны, тем более такие силачи, как Подзыря, пусть даже не нашего круга!

– Понятно! – сказал Михаил Капитонович и протянул Ставранскому руку.

Он остался один. Он всё же хотел выпить наедине с мыслями об Элеоноре, но рассказ Ставранского перебил это желание. Рассказ гостя был в точности похож на то, что в своё время рассказывал Давид, только дядюшка Давида не учил фортификации князя Никиту Александровича – далёкого заочного шефа харбинского «Союза мушкетёров». Весь рассказ от начала до конца показался Сорокину странным, эдаким дежавю.

«И всего-то, что прибавилось к тому, что про мушкетёров рассказывал Давидка, – это дядюшка!»

13 марта Сорокин, до того как идти в управление, решил, что надо отдать конверт, предназначавшийся Подзыре, и пошёл на «кукушку».

– Этому надо передать! – сказал он Миронычу и сунул ему конверт Ставранского.

Мироныч раскрыл и, удивлённый, протянул обратно. Сорокин посмотрел, в конверте была записка на французском, он с трудом разобрал, в записке не было адреса, а только:

«Поздравляю!» и «Жду!»

– Быстро к Доре! – проговорил он Миронычу.

Мироныч ничего не стал спрашивать, и через пятнадцать минут они уже открывали створки ворот.

Сорокин шёл по коридору впереди, в ушах у него гудел воздух, он сразу стал подниматься на второй этаж, распахнул дверь сервировочной и упёрся взглядом в лежавшую на столе открытую записку на французском: «Спасибо всем, особенно Кузьме! Ваш Евгений!»

Сорокин сел и передал записку Миронычу, тот помотал головой и смотрел на Сорокина непонимающим взглядом.

– Как думаешь, Номура может догадываться обо всём этом? – спросил он Мироныча.

– Откуда?

– Ты Ставранского…

– Из полиции на чугунке?.. Да!

– А его семью?

– Семью нет, только знаю, что жёнка его месяца два назад померла при родах, и она и ребёночек!

Сорокин всё понял.

– В управление!

Когда они приехали, примчались в управление, ни Номура, ни Ма Кэпин, ни Хамасов не приняли Сорокина. Хамасов только сказал, что необходимость в очной ставке отпала, и не объяснил почему. Мироныч всё время находился рядом. Вдруг Сорокина посетила мысль.

– Кто конкуренты Давида?

– Известно! Сам не догадываешься?

Сорокин готов был убить Мироныча.

– Не тяни!

– Кто, кто! Кто щас в городе хозяева́! – ответил недовольный жёстким тоном Сорокина Мироныч. – Давай-ка выйдем, проветримся! – сказал он и пошёл к двери.

На улице Мироныч медленно закурил, оглянулся на обе стороны и стал тихо говорить:

– Япоши в мясах ничего не смыслют, нет у них столько места, чтобы большую корову кормить, во множестве, нету у них столько земли, чтобы пастбища держать, а потому на коров, да даже и на коз – нету… только для риса… потому рыбу жрут…

Сорокин понимал, что Мироныч говорит что-то важное, но его уже душила догадка, и он от нетерпения жал кулаки.