Читаем 33 способа превращения воды в лекарство полностью

33 способа превращения воды в лекарство

Когда по прошествии часа я спустился в холл горного отеля, то среди собравшихся не увидел Белоусова, который обыкновенно не только не опаздывал, но всегда приходил на встречи гораздо раньше назначенного срока. Недоумевали и Мессинг с Петровичем, успевшие за годы знакомства изучить привычки нашего друга-долгожителя. Мы расположились в плетеных стульях и стали ждать. Наконец на лестнице показался силуэт Белоусова. Но что это? Александр Федорович в немыслимой расцветки обломовском халате и своем любимом малиновом колпаке, который он надевал в последние годы только в домашней обстановке. И вещей при нем не было никаких! А на ногах – тапочки с помпончиками! Чушь какая-то… Он остается здесь?

– Друзья мои, – пряча взгляд, произнес Белоусов, – вот только собрался в путь, как стало мне нехорошо… В моем возрасте, знаете ли… Давление… Головокружение… Сердцебиение…

Никогда еще не слышал я, чтобы Александр Федорович так мямлил. Что произошло? Он не идет с нами? Бросает нас? Вот тебе раз!..

– К сожалению, дорогие мои, – продолжал Белоусов, – не могу составить вам компанию, поскольку в таком состоянии не могу быть полезен, а буду только обузой. Давление, знаете ли… Сердцебиение…

Тем временем Ахвана заговорил. И из трубки Петровича мы услышали:

– Да этот человек здоровее всех нас вместе взятых! Он не болен! Я умею распознавать недуги и здесь не вижу никаких отклонений от нормы.

Думаю, что брахман тогда сказал то, о чем думали мы все, но как-то стеснялись высказать вслух, боясь обидеть Белоусова. Впрочем, на слова Ахваны Александр Федорович не обиделся, а только покраснел, опустил голову, направив взгляд на помпончики тапок, от чего кисточка малинового колпака грустно свесилась перед самым носом ученого, сливаясь с цветом всего его лица.

– Да, – только и сказал сначала Александр Федорович. Но потом, помолчав, продолжил, – я не болен, я солгал вам, простите…

Сейчас Белоусов был похож на нерадивого школьника, который прогулял урок, придумал нелепую и якобы уважительную причину пропуска, но был выведен на чистую воду педагогом и теперь готовился провалиться от стыда сквозь землю. Мы укоризненно смотрели на лгуна и ждали дальнейших объяснений, которые очень скоро последовали:

– Я это… того… Это не давление… не головокружение… Я ночью, пока ждал от Насти письма, тут вот прогуливался по аллее… это… прогуливался… звезды тут… Луна вот… И мы встретились с ней…

– С кем – с ней? – Мессинг ненавидел пауз в чужой речи, а потому перебил Белоусова, если можно, конечно, назвать этим словом – «перебил» – попытку поторопить хоть чуть речь нашего друга.

– Я встретил ее! – продолжал Белоусов. – О, в свете луны она была так прекрасна! Так божественна!

– Кого – ее? – опять не выдержал Мессинг.

– Волшебную индианку, – только и сказал Александр Федорович и без сил присел в плетеное кресло.

– Только этого нам не хватало, – проворчал Петрович. – И что теперь делать? Идти без Белоусова? Втроем, ну, то есть вчетвером, с этим?

– А есть варианты? – вопросом на вопрос ответил Мессинг.

Да, вариантов, как кажется, действительно, не было. В таком своем состоянии наш новоиспеченный Казанова стал бы для всех обузой – он ежеминутно страдал бы от своей любви, от разлуки. И дело тогда действительно дошло бы до сердцебиения и головокружения. Пусть уж остается…

– Я, друзья, – вдруг неожиданно снова заговорил наш Дон Жуан, – сам от себя не ждал такого пыла. Ведь я, согласитесь, не мальчик…

– Да уж, – скептически пробурчал Петрович.

– Да, друзья, не мальчик. Но, простите, муж! – Белоусов все более воодушевлялся в своей патетике влюбленного. – Нынче вечером моя Коломба будет ждать меня у старого фонтана в глубине парка!

Вот ведь, Коломба… И почему Коломба? Имя, прямо скажем, не самое индийское. Нашел тоже время для любовных свиданий у фонтана…

– Хорошо, – примирительным тоном проговорил Мессинг, – оставайтесь, Александр Федорович, со своей Коломбой, а мы пойдем навстречу приключениям.

Белоусов обиженно надул губы – было видно, что ему тоже хочется навстречу приключениям.

– Пусть остается, – категорично сказал Петрович. – Справимся и без вас.

Последняя фраза Петровича, казалось, еще больше обидела Белоусова. И, потупясь, Александр Федорович стал подниматься по лестнице. Мы же стояли внизу и смотрели, как его немыслимый халат и малиновый колпак скрываются за поворотом. Однако когда мы уже собирались выйти наружу, Белоусов окликнул нас:

– Друзья! Удачи! И простите меня, но иначе я поступить не мог…

– Бог простит, – пробурчал Петрович.

Мессинг же успокоил пожилого Ромео:

– Мы не сердимся, Александр Федорович, а даже немного завидуем вам. Пусть все у вас будет хорошо!