Продолжение рассказа Белоусова
– Конечно, – сказал Белоусов, когда я закончил чтение, – сразу же по получении этого сообщения я ринулся к месту вашего с Петровичем ночлега, благо находился совсем рядом. Вам ничего не угрожало, я был в этом уверен. О, как я ошибался! Но тогда, после послания от Алексии, я положил на место малахитовую шкатулку и решил, что прежде всего этой ночью я должен найти Мессинга. И почему я не сделал этого раньше? Я устремился вниз по тропе в сторону монастыря, старался идти быстро, но при этом экономил силы, понимая, что возможна схватка с врагом. Не прошло и часа, как в свете луны моему взору явилась сцена, которую я, Рушель, не забуду до конца своих дней; сцена, напомнившая мне трагедию Эсхила «Прометей прикованный». Помните, там всю пьесу Прометей должен простоять прикованным к скале где-то на Кавказе, а коршун, посланный Зевсом, прилетает к нему, чтобы ежедневно склевывать Прометееву печень. Конечно, за ночь печень титана вырастала вновь. Но как же больно было ему! В ту ночь в роли Прометея прикованного я увидел Мессинга, роль же коршуна исполнял Ахвана. Так в жизни, мой дорогой Рушель, роли часто меняются. Днем еще брахман был связан, а Мишель его охранял, ночью же связанным оказался Мессинг, а проводник наш пытал его, подобно Зевесову пернатому хищнику. Я сразу понял, что Ахвана пытается выколотить из нашего друга какие-то важные сведения, но Мессинг не собирается сдаваться, хотя положение его было незавидным. Вместо ответов на вопросы – оказывается, наш проводник неплохо владеет английски, – Мишель читал одно из своих любимых стихотворений Василия Дмитриевича Лебелянского.
– Какое? – не мог не спросить я у Белоусова, потому что и сам за годы общения с Мессингом полюбил стихи этого гениального русского поэта, к сожалению, сейчас почти забытого.
И тогда Белоусов прочел мне так, как на всем белом свете умел читать только он: