– На руднике у меня буквально руки чесались вправить ему мозги, но мне не дали этого сделать, – говорил он. – Но я еще не потерял надежду, что когда-нибудь мне это удастся. Здесь, на поверхности, когда настанет срок. Клянусь… Я ненавижу этого засранца. – И Марио разразился монологом, какой, должно быть, не раз затевал сам с собой в Убежище. Он не просто рассказывал свою историю, а изображал ее в лицах, вскакивая с места, чтобы продемонстрировать, что он почувствовал, ощутив на затылке дыхание дьявола, или же падая на пол, чтобы показать, как одурачил Эдисона Пенью своей мнимой агонией и предсмертной речью. Помимо всего прочего, Марио то и дело повышал голос: в крике, мольбах, обвинениях или шутках. Он заставлял нас смеяться и беспокоиться о своем здравомыслии. Говоря же о Рауле Бустосе и прочих «врагах», он прибегал к тем же самым вульгарным выражениям, вновь и вновь поминая части женской анатомии, и это несмотря на то, что за столом вместе с нами сидели его жена, младший сын и женщина-ассистент продюсерской компании. Многие жены обеспокоились бы при виде столь яростного гнева своего супруга, но Эльвира смотрела на него с бесстрастным изумлением, поскольку, скорее всего, прекрасно сознавала, что Марио, злясь на кого-либо, в следующий миг уже готов расцеловать его в обе щеки. И в тех редких случаях, когда все шахтеры собираются на общую встречу, все его «враги» вновь становятся лучшими друзьями. Тогда Марио готов часами сидеть со своими побратимами по «Сан-Хосе», обниматься и рассказывать истории с таким видом, словно они никогда не обменивались взаимными упреками или обвинениями. В этом смысле те шестьдесят девять дней, которые Марио провел в заточении под землей, ничуть не изменили его, а лишь продемонстрировали товарищам и всему миру свойственную ему порывистость, переменчивость и импульсивность. Он успел побывать в Калифорнии, Германии, Венгрии, Мексике и других странах, не только получив свою долю хвалебных и лестных отзывов как Супер-Марио, но и явив миру частицу собственного, маниакального оптимизма чилийского шахтера. Дома у него жила уже целая свора собак (дворняжек и щенков), числом восемнадцать штук, он приобрел новенький холодильник (неизменно забитый до отказа), а жена его родила очаровательного карапуза, который пришел в этот мир в полном здравии после полного срока беременности, весом в целых три килограмма шестьсот граммов. После того как чилийский суд установил, что владельцы рудника не подпадают под уголовную ответственность, он заявил местному репортеру:
– Мне хочется вновь забиться в ту дыру под землей и больше уже никогда не выходить оттуда.
Он узнал, что его герой Мел «Храброе Сердце» Гибсон не будет играть его в официальном фильме, зато хорошо известный испанский актер и сердцеед согласился исполнить весьма противоречивую, но броскую роль Человека с Сердцем Собаки.
А вот Карлоса Мамани, боливийского иммигранта, статус звезды, равно как и звездная болезнь, в Копьяпо благополучно миновали. Он отклонил вполне достойное предложение о государственной службе в своей родной стране. Вместо этого, подобно тысячам эмигрантов, он решил попытать счастья и сделать карьеру в Чили, своем новом доме. Карлос нашел работу в строительной компании, где стал оператором фронтального погрузчика, похожего на тот, на котором он целых полдня проработал на шахте «Сан-Хосе». Но однажды, высыпая своим погрузчиком строительный мусор на сито, он поднял такое облако пыли, при виде которого моментально перенесся мыслями в 5 августа на рудник «Сан-Хосе».
– Я вновь увидел, как рушатся кровля и стены, и заново пережил те первые, самые страшные мгновения.