33 визы

А как остро выступают сейчас в Австралии и многие деятели церкви! В Сиднее на митинге с участием тысячи семисот человек глава центральной миссии методистской церкви Ален Уокер сказал: «Скоро мы прочтем заголовок в газете: «Первый призывник убит во Вьетнаме». (Как я уже упоминал, до сих пор формально во Вьетнам посылали лишь добровольцев, теперь же, за отсутствием желающих туда, шлют демобилизованных. — Ю. Ж.) Этот заголовок покроет позором тех, кто посылает туда воевать молодежь, вступающую в армию по призыву... Это дикая, несправедливая, жестокая и ненужная война. Если бы я был в призывном возрасте, я предпочел бы сесть в тюрьму, нежели участвовать в такой войне». Против решения правительства о посылке призывников во Вьетнам выступили в эти дни архиепископ города Перта Апплетон, бывший епископ города Армидал Мойес, глава Кэмденского теологического колледжа Гаррет и многие другие.

Правительство Австралии упорствует на своем — отправка войск продолжается, и вылетевший в Сайгон премьер-министр Холт демонстративно заверил там идущего ко дну «маршала» Ки в своей солидарности и поддержке, — естественно, что накал этой борьбы усиливается. Эхо ее властно врывалось в здание парламента, где мы, участники сессии совета Межпарламентского союза, вели острую, горячую дискуссию все на ту же тему — о борьбе против американской агрессии во Вьетнаме. И не случайно, видимо, в ходе этой дискуссии австралийская делегация раскололась: участвовавший в дискуссии представитель правящей партии поддержал агрессоров, а представитель оппозиции лейборист Юрен выступил с их осуждением...

Гул канонады, стоны жертв, обожженных напалмом, грохот рвущихся бомб широко разносятся из Вьетнама по всему миру. Вот почему и здесь, на самом краю света, совесть людей бунтует. И хотя все еще велико число людей пассивных — «наш коттедж, мол, с краю», — хотя немало еще и таких, что готовы поверить в распространяемый бессовестными людьми миф, будто во Вьетнаме австралийские солдаты защищают свой собственный континент от коммунизма, — беспокойная совесть Австралии все громче говорит этой войне свое «нет»...

Мы покидали Сидней теплым осенним утром. Солнце играло в тысячах зеркальных окон его небоскребов, и золотые тополя стояли, словно в почетном карауле, и по синим волнам прибоя стремительно скользили, стоя на плоских досках, виртуозы этого удивительного водного спорта. Потом была необычайно длинная летняя ночь — она началась в Сингапуре и кончилась лишь в Тегеране, — ведь мы летели на запад, убегая от солнца. Потом под крылом показался весенний Рим, и вскоре мы любовались сиреневыми гроздьями глициний, оплетающими двухтысячелетние камни вечного города, и светло-зеленой травой, пробивающейся сквозь расселины мостовых древнего форума.

Девять часов полета отделяют Рим от Сиднея. Но стоило нам выйти из машины и разглядеть у газетного киоска заголовки газет, как мы прочли все то же тревожное слово: «Вьетнам». В Риме, как и в Австралии, как в Бомбее, — как всюду в мире, — люди напряженно думают о том, что происходит сейчас в этой израненной стране и как пособить ее мужественному народу.

* * *

Лишь в тысяча девятьсот семьдесят втором году, когда эта книга уже печаталась, из Канберры пришла телеграмма о том, что правительство Австралии вывело, наконец, свои войска из Индокитая. Длительная борьба австралийского народа за прекращение участия в постыдной американской авантюре увенчалась успехом.

Но тех молодых парней, которые ни за что, ни про что были убиты на этой чуждой интересам Австралии и постыдной «грязной войне», уже не воскресить!

Октябрь 1968 года ФАКЕЛЫ И СТАЛЬ

Помнится, еще в одна тысяча девятьсот пятьдесят пятом году несчастный случай привел меня в Абадан — над пыльной горячей аравийской пустыней вдруг захлебнулся мотор старенького «дугласа», принадлежавшего шведской авиакомпании, и мы, его пассажиры, летевшие из Каира в Дели, неожиданно оказались в этом угрюмом городке, задыхающемся от горячей сырости и нефтяных испарений. И застряли там на двое суток.

Пытаясь как-то умиротворить своих недовольных клиентов, растерянные шведы возили нас по Абадану и его окрестностям, и в память врезалось: гигантские, сверкающие сталью и алюминием ультрасовременные нефтеперегонные заводы, принадлежащие чужеземцам, и неподалеку оттуда — скорбная фигура босой женщины в ветхом черном платье, черпавшей грязную воду из широкой реки, образованной слиянием легендарных Тигра и Евфрата. Старая женщина наполнила этой мутной водой свой измятый медный кувшин, поставила его на голову и понесла, пошатываясь, к неописуемо жалкой, слепленной из глины хижине, стоявшей среди финиковых пальм. А ведь когда-то считалось, что здесь, близ Тигра и Евфрата, был рай...