33 визы

И так повсюду: Гвадаррама, Толедо, Мадрид, — боже мой, конечно же, прежде всего Мадрид! — какой вихрь воспоминаний будоражит в мозгу посещение любого уголка этой страны. Воспоминаний о больших надеждах и горьких разочарованиях; о безграничной храбрости народа, вставшего стеной на пути фашистских интервентов, и о неслыханном варварстве бессердечных гитлеровских летчиков из легиона «Кондор» и чернорубашечников Муссолини, превративших Испанию в опытный военный полигон, в площадку для разминки перед мировой войной; о доблести интернациональных бригад, пришедших на выручку попавшей в злую беду республике, и прежде всего советских добровольцев; о трагедии исхода потерпевшей поражение, но оставшейся непобежденной республики…

Но три десятилетия — это три десятилетия. И как ни остры трагические воспоминания, как ни впечатляющи они, разум все время подсказывает: пойми, подавляющее большинство людей, которых ты встречаешь на улицах, родилось уже после гражданской войны. В тесных средневековых улочках древней Виттории, облепивших, словно пчелиные соты, вершину горы, у подножия которой был разгромлен 21 июня 1813 года сам Наполеон, на бульварах такого же древнего Бургоса, в шумном Мадриде, в старинной Авиле, обнесенной трехкилометровой стеной с восьмьюдесятью шестью башнями, в средневековом Толедо, на площадях которого инквизиторы когда-то жгли заживо еретиков, — всюду нас больше всего поражало обилие детей.

С шумом и гамом они кружились повсюду, как стаи веселых галчат, и, глядя на них, я невольно думал о том, что нет на свете такой силы, которая могла бы намертво остановить могучий и вечный поток жизни. Сколько было на свете крестовых походов, называвшихся так или иначе, сколько плотин разного рода возводилось на пути социального прогресса, но жизнь брала свое. Рано или поздно. Иногда позднее, чем раньше. Иногда прямым, иногда обходным путем. Но все-таки она брала верх.

Да, одно поколение идет на смену другому. Одни проблемы сменяют другие. Национальная катастрофа 1939 года отбросила назад страну, которая вырвалась было далеко вперед по сравнению с ее западноевропейскими соседями. Но трагическая и славная история Испании знавала много страшных страниц. Ее народ привык терпеть и бороться, страдать и побеждать. И главное, он обрел на этом долгом и трудном пути завидное упорство и стойкость.

Мы видели в эти дни разных людей. Сильных и слабых. Бедных и богатых. Угрюмых и веселых. Мы видели роскошь и нищету, которую этот гордый народ не выставляет напоказ, но он ее и не прячет, считая это ниже своего достоинства. В этом отношении ничто не изменилось в сравнении с тем, что увидел в Испании в 1936 году и описал в своем «Испанском дневнике» Михаил Кольцов:

«Вся жизнь напоказ: половина на тротуаре, остальное — через раскрытые окна и двери. Тучи ребятишек ползают по асфальту, играют мусором, дерутся и поют. Хозяйки готовят обед — оливки, бобы и похлебку из бобов на оливковом масле. Картофель дороже, едят его меньше. Мяса едят совсем мало, оно дорого. Вместо него бакалао — треска, привозная, сушеная, часто тухлая. Слишком много алкоголя, — это помимо вина, которое пьют много, все, вплоть до маленьких детей, пьют, как часть обеда; кроме вина, рабочие, толкаясь у стоек баров, рюмками поглощают ядовитые спиртные смеси».

Здесь, на мой взгляд, живут беднее, чем где бы то ни было в Европе, пожалуй, кроме такой же обездоленной Португалии, — американское агентство Ассошиэйтед Пресс сообщало 6 февраля 1969 года, что национальный доход на душу населения в Испании составляет всего лишь 632 доллара. Порой нам встречались картины, будто бы рожденные мрачным воображением Гойи. Мне врезалась в память такая, к примеру, картинка, увиденная в средневековом квартале Виттории. Жалкое, очень бедное похоронное бюро. Уже поздний час, пора закрывать заведение, но хозяин, пожилой баск с сумрачным лицом и глазами навыкате, все еще стоит на пороге, гостеприимно приоткрыв дверь и держась за ручку: а вдруг кто-то прибежит, прыгая по крутым ступеням, с соседней улицы и, задыхаясь, крикнет: «Сеньор! Одну минуточку, сеньор... Мне срочно нужен гроб». Ведь так нужно заработать! Но никто не бежит. Уже смеркается. И гробовщик, вздохнув, шумно захлопывает дверь.

Я нигде не видел опустившихся, павших духом людей. Испанцы никогда не жалуются. Им платят за работу очень мало, — буквально гроши, и прожить на заработную плату нельзя. Они протестуют. Бастуют. Борются. А пока им не удалось настоять на своем, берутся за любую работу по вечерам, чтоб хоть немного подработать. Директор школы журналистов и политический обозреватель католической газеты «Я» Бартоломео Монтаса рассказывал нам:

— Система совместительства у нас — обычное явление. Тот, кто хочет жить более или менее прилично, работает четырнадцать часов в день. Рабочий с семи часов утра работает в одном предприятии, вечером подрабатывает в другом. Интеллигенция — в таком же положении. Я, например, работаю утром пять часов в одном учреждении, вечером шесть часов — в другом.