33 визы

Однако торопящегося путешественника вечно ждали какие-нибудь неприятности. Вам могли вдруг сказать, что нет самолета или что самолет есть, но не может лететь, потому что нет погоды или что погода есть, но все-таки самолету улететь не удастся. Почему? Потому что... Да просто потому, что, черт побери, забастовали летчики, которые не хотят работать за старую зарплату, поскольку цены на все товары неимоверно выросли. Забастовка могла продолжаться недели две.

В конце концов знающие люди посоветовали нам обратиться к услугам американской военной транспортной авиации, — ее предприимчивое начальство подрабатывало на перевозке частных лиц: огромные четырехмоторные «дугласы», доставлявшие из США оккупационным войскам в Европе снедь и пиво, обратно возвращались налегке, и командиры кораблей прихватывали с собой пассажиров. С них брали лишь долларов на тридцать дороже, чем в TWA.

И вот мы отправляемся наконец в путь.

К нашему удивлению, в Америку мы попали уже в двадцати пяти километрах от Парижа, у маленького селения Орли. Там, за невысоким забором, на широком, залитом бетоном поле полоскался по ветру среди стандартных, привезенных из-за океана домов звездный флаг, шагали вразвалку часовые в своих зеленых, похожих на спортивные костюмы, мундирчиках, и круглые сутки глухо урчали четырехмоторные «дугласы». Короче говоря, это был один из тех самых уголков, которые тогда на тяжеловесном языке международной юриспруденции именовались «невражескими территориями, являющимися местопребыванием вооруженных сил союзных держав».

Один из огромных стандартных бараков, стоящих здесь, был превращен в аэровокзал. На черной доске писались мелом маршруты: Франкфурт, Рим, Лондон, Стокгольм, Нью-Йорк. Французские пограничники в высоких темных каскетках, чувствовавшие себя здесь немного неловко, словно в гостях, торопливо просматривали документы прибывающих из города людей и передавали их для тщательного изучения американцам. На жестких деревянных стульях дремали, подняв воротники, в ожидании самолетов офицеры и люди бизнеса.

Подготовка к полету оказалась вовсе не таким простым делом, каким она казалась. В те времена американцы снаряжали своих пассажиров в дальний путь обстоятельно. Врач проверял, нет ли у вас экземы или чесотки. Чиновник вручал вам несколько огромных анкет — помимо тех, которые вы заполнили при получении визы, — ему обязательно надо было узнать цвет ваших глаз, волос и все ваши особые приметы. Офицер спасательной службы учил вас пользоваться парашютом и спасательным нагрудником «Мэй Вест», названным так по имени популярной некогда кинозвезды. Он обязательно показывал вам комнату, на стенах которой были аккуратно развешаны все те вещи, которыми вы должны пользоваться, если самолет упадет в океан: надувная резиновая лодка, бумажный змей для подачи радиосигналов, крючки для уженья рыбы, бумажный парус и многие другие предметы, включая «дневник плота», который вы были бы обязаны вести на случай, если никто из вас, пассажиров, не доживет до того часа, когда плот будет найден, — по дневнику можно было бы восстановить историю катастрофы.

В заключение вам показывали бодрящий документальный фильм, изображающий падение и гибель самолета и спасение его пассажиров, предусмотрительно запомнивших все советы добрых наставников и правильно пользовавшихся вышеуказанными предметами. На своей утлой резиновой ладье они побеждали шторм, крючками удили рыбу, по радио вызывали спасательный самолет, и все заканчивалось очень мило. После просмотра этого фильма на вас надевали парашюты, и вы следовали к воздушному кораблю — теперь вы были вполне готовы к дальнему рейсу...

Оставив позади высокие обрывистые берега Нормандии, самолет быстро пересек затянутый вечерним туманом неспокойный в это время года Ламанш и, держа курс строго на север, промчался над Великобританией. И вот уже мы летим над Атлантикой.

Еще немного, и все внизу и по бокам растворяется в неясных клубах тумана. Иллюминаторы затягиваются пушистым инеем. Тускло мерцают на консолях крыльев сигнальные огни. В эти минуты теряется всякое ощущение скорости и кажется, будто самолет повис в воздухе и медленно колышется над прозрачной темной пропастью. Но вот истекает седьмой час полета, внизу появляются разрывы в облаках, и снова видны электрические огни. Самолет тяжело кренится, разворачивается, планирует; сипло ревет сирена, напоминающая о том, что шасси еще не выпущены. Огни снова затягивает туман, по крыльям барабанит дождь. Самолет делает несколько кругов во мраке, пока пилот не находит лазейку в тяжелых, опоенных дождем облаках. Тогда он выпускает шасси, включает свои ослепительные прожекторы и ведет машину на посадку — посадочная площадка четко обозначена яркими фонарями и дополнительно освещена наземными прожекторами.