33 визы

На площади Насьон стояли балаганы, кочующие цирки, карусели. Здесь веселье стоит совсем недорого: за пять-десять франков вам предлагают посмотреть барана с двумя головами, ребенка с головой лягушки, кролика без ушей, женщину-крокодила или женщину-паука; профессора астрологии Макс и Рашель охотно предскажут вам будущее. За свои пятнадцать франков вы можете вдоволь натерпеться страха в зале ужасов. «Барометр Амура» или «термометр любви» покажут вам, когда вы женитесь, выйдете замуж (лаконичные ответы гласят: «Прекрасным утром», «Сегодня вечером», «Семидесяти лет»). Вы можете покататься на моторных лодках, которые плавают в крохотном бассейне, главное при этом — как можно сильнее толкнуть носом лодку своего соседа; можете покататься на американских горах, покачаться на качелях.

Балаганов много, очень много. И каждому хозяину хочется заработать на хлеб, а у посетителей так мало франков в карманах! И рекламы становятся все крикливее:

«Взгляните на эту юную женщину, которая благодаря своему мужеству смогла вынести самые страшные муки. Ее вам покажут здесь. Это чудо эпохи!»

«Только для взрослых! Невежество и преступление! Сифилис — страшная, но излечимая болезнь. Это не порнографическое, но подлинно образовательное зрелище!»

«Мировой аттракцион! Самая большая в мире женщина мадемуазель Морис. Родилась весом 20 фунтов. Сейчас она весит 420 фунтов. Рост 2 метра 14 сантиметров. Объем талии 1 метр 0,5 сантиметра! Зайдите и убедитесь! Первый раз в Париже!»

Балаганы радиофицированы. У микрофонов надрываются зазывалы. Музыканты трубят, стучат в бубны. Перед публикой прохаживаются боксеры и борцы, показывая свои бицепсы. Пляшут худые танцовщицы в стареньких, усеянных блестками платьицах. Дешево, очень дешево! Вход стоит всего двадцать, десять, пять франков! Но публика проходит мимо. Напрасно хозяин, дородный небритый француз, хватается то за микрофон, то за бубен, напрасно его жена в пестром платье ласточкой кидается в толпу, протягивая билетики, — рабочие в потрепанных беретах, продавщицы из магазинов, солдаты стоят молча, бесстрастно.

Крутится карусель с музыкой и сверканьем огней. На ее сиденьях только двое ребят. Пусты прилавки тиров. Никто не хочет ни фотографироваться, ни гадать, ни смотреть женщину-слона, — там за ситцевой занавеской сидит пожилая женщина, страдающая слоновой болезнью, и показывает посетителям свои опухшие ноги.

Нет, и здесь было не особенно весело. Я снова спустился в тоннель метро и отправился на Монмартр. Было уже около полуночи, но здесь только начиналась жизнь. Неширокую площадь Пигаль обступали десятки кабаре, дансингов, баров, ночных клубов, сомнительных театров. И здесь гремела музыка, и ловкие зазывалы останавливали прохожих:

— Мсье? Ночное кабаре? Голое ревю? Специаль? Что вы ищете, мсье? Мы можем предложить вам все, что угодно!

Время от времени у тротуара останавливалась мощная машина последней модели, и из нее выходил, дымя сигарой, житель заморской страны. Зазывалы почтительно отступали — туристу, бумажник которого набит долларами, сопутствует особый гид. О, ему покажут все мерзости Монмартра, поданные по самой последней моде!

Здесь, как и всюду, на все свои расценки. Для гостей побогаче — ночные рестораны, где за ужин надо отдать месячный заработок среднего француза. В переулках кабаре и бары подешевле. А посреди бульвара и совсем уж дешевые развлечения: парень с мрачной решимостью сшибает тряпичным мячом помятые жестяные консервные банки, стоящие горками на прилавке этого своеобразного тира. Некоторым здесь весело — у людей разные вкусы. Но как далеко это веселье от тех изумительных карнавалов, описания которых читали мы до войны! И как не похоже все это на наши праздники Победы...

Утро 12 мая, когда должна была состояться официальная церемония, было пасмурным. На рассвете прошел дождь. Мы встретились, как условились, с одним французским журналистом на площади Конкорд, чтобы оттуда пройти по Елисейским полям к Триумфальной арке, под которой покоится могила Неизвестного солдата, — там и назначен был парад. Я поделился со своим знакомым впечатлениями о вчерашнем вечере.

— Да, в городе сейчас не очень весело, — сказал он. — Вам следовало бы учесть, что для нас день Победы не только день торжества, но и день глубокого раздумья. Нам нужно многое обдумать и взвесить в этот день...

И он указал на шеренгу скромных мраморных дощечек, на которых высечены имена девяти французских патриотов, погибших смертью храбрых в бою с немецким танком «тигр» вот здесь, на площади Конкорд, 26 августа 1944 года.

— Мы гордимся ими. Они — слава и честь Франции. Они уничтожили последнего немецкого «тигра» в сердце Парижа. Но я знаю, у вас на языке сейчас вопрос: а сколько таких «тигров» надо было подбить на Востоке и сколько безыменных героев должны были отдать там свою жизнь, чтобы вот этот бой здесь, на пляс де Конкорд, закончился победой горстки наших храбрецов? Что ж, это резонный вопрос. Ни один честный француз не будет этого отрицать...